Меж тем Николай Васильевич Грачев быстро осваивался в отряде. Обстановка товарищеской заботы и взаимопомощи тому не могла не способствовать. Его интересовало, что представляют собой люди, с которыми ему предстояло бок о бок жить и воевать многие месяцы. Некоторые из них привлекли особое внимание Кузнецова, поскольку ему сообщили в штабе, что они тоже будут работать в Ровно и в той или иной степени поддерживать с ним связь. Правда, никто из них пока не знал, что их товарищ Грачев будет действовать в городе в обличье немецкого офицера. Взаимному сближению с этими людьми помогло и участие Грачева в нескольких боевых схватках, в которых он показал себя с самой лучшей стороны.
Изучая своих товарищей, Николай Кузнецов старался отбросить такие привычные и обычные для мирного времени категории, как «хороший человек» или «приятный человек». Здесь, во вражеском тылу, эти определения, не теряя, разумеется, своего первоначального значения, должны были все же отойти на задний план. На первое место выдвигались другие, более жесткие требования: выдержка, мужество, стойкость, чувство товарищества, надежность, гибкость ума, способность мгновенно ориентироваться в любой обстановке, умение переносить трудности и лишения.
Ему нравилось спокойствие такого цивильного на первый взгляд Михаила Шевчука. С удивлением Кузнецов узнал, что этот внешне флегматичный и безобидный человек провел восемь лет в польских тюрьмах, а в вопросах конспирации — профессионал высочайшего класса. Поступавшая от него информация всегда отличалась как высокой значимостью, так и большой точностью. Николай Акимович Гнидюк, по мирной профессии помощник машиниста, нравился Грачеву своей жизнерадостностью, способностью поддерживать товарищей в трудную минуту. В отряде он получил прозвище не слишком солидное — «Коля гарны очи». Однако как разведчик Гнидюк был находчив, дерзок и — что немаловажно — везуч. Одинаково хорошо работал и в группе и в одиночку. А то, что был всегда весел и смешлив, — так на то он и «Коля гарны очи».
Очень нравился Грачеву и Николай Приходько. Еще перед вылетом на аэродроме он выделил чем-то высокого, добродушного богатыря со спокойными манерами, очень сильного физически человека, с неожиданно по-детски пухлыми губами. Выглядел он, несмотря на рост и сложение, совсем молоденьким и каким-то очень гражданским. Оружие в его больших руках казалось просто неуместным.
Подошло время, когда Медведев пришел к выводу, что пора приступать к разведывательной работе и Николаю Васильевичу Грачеву. Дмитрий Николаевич из бесед с Кузнецовым знал о его высокой профессиональной подготовке, кроме того, ему были хорошо известны товарищи, работавшие с ним в Москве, их большие знания и опыт. И все же он счел возможным направить Кузнецова в Ровно лишь после того, как продумал тщательно всю информацию о положении в городе, собранную другими разведчиками. Потом вместе с Кузнецовым был проработан весь план первой, а потому особо ответственной поездки Зиберта в столицу РКУ, предусмотрены возможные неприятности, пути отхода, учтены детали, даже погода.
Собственно говоря, подготовка была не столько технической (если не считать затруднения с френчем, который за отсутствием утюга Симоне Кримкер пришлось отгладить нагретым на костре топором), сколько психологической. Кузнецову нужно было войти, по выражению спортсменов, в форму, чтобы первое его появление на улицах оккупированного города не стало последним.
Николай Иванович часто отходил от палаток, присаживался на какую-нибудь лесную корягу, сидел так часами, почти недвижимый, вновь и вновь проигрывая мысленно роль. Раньше Кузнецов видел живых немцев только в советском плену. Некоторые из них держались твердо, некоторые казались подавленными. Но в любом случае они были пленными. Теперь же он знал, как они выглядят и ведут себя в положении хозяев. И вносил соответствующие поправки к сложившемуся было уже четкому образу обер-лейтенанта Зиберта. Некоторые из этих поправок были весьма существенны, и Кузнецова беспокоило, насколько же созданный им пока в воображении Пауль Вильгельм Зиберт окажется похож на реальных лейтенантов и гауптманов, с которыми ему вот-вот предстоит встретиться.
Даже иначе — волновало не столько сходство — в принципе его Зиберт должен быть похож на кадрового германского военного, но как предвидеть ту грань, за которой может таиться отличие?
А тут еще новость — последние годы Кузнецов жил один и не знал за собой некоторых особенностей, и вдруг сосед по палатке сказал, что иногда он разговаривает во сне. Кузнецов встревожился не на шутку — ведь говорил он, разумеется, по-русски… Что-то нужно было делать — и быстро. В октябре он уже должен быть в Ровно, но не с этой же проклятой разговорчивостью во сне! Сделали так: как только Кузнецов начинал говорить во сне, его тут же будили. Иногда по несколько раз за ночь.