Легенда о гетмане. Том II

Между тем, подошедший к Межибожу брацлавский полковник Данила Нечай, полк которого превышал двадцать тысяч казаков, стал табором под городом, осадив его. Когда же посланные Лянцкоронским четыре хоругви Остророга попытались прорвать кольцо осады, Нечай, опытный воин, сам охватил их своим полком. Сложилась почти катастрофическая для поляков ситуация, но подошедший сюда Лянцкоронский решительным ударом с фланга сумел прорвать кольцо окружения и продержаться до тех пор, пока Корф с Синявским оставили Межибож. Одновременно и хоругвям Остророга удалось вырваться из ловушки, в которой они оказались. При такой счастливой развязке Лянцкоронский поспешил отступить к Староконстантинову, получив известия, что на помощь Нечаю спешит уманский полковник Иосиф Глух. Позднее выяснилось, что сюда же подходят и основные силы Хмельницкого, которым по показаниям взятых в плен «языков», нет числа.

Князь Иеремия, хранивший обиду на короля и сейм, за то, что ему не была вручена булава великого коронного гетмана, которую он заслуживал больше других польских военачальников, находился за Горынью и к региментарям[19] не присоединился. Однако узнав о том, что против Фирлея, Остророга и Лянцкоронского выступил сам Хмельницкий, он после долгих размышлений смирил гордыню и в конце мая перешел Горынь, хотя от тех хоругвей, с которыми он стоял под Пилявцами, осталась едва ли половина, даже с учетом присоединившегося к нему названного сына Дмитрия Ежи Вишневецкого.

Тем временем Фирлей, Лянцкоронский, Остророг, Конецпольский и другие польские командиры, соединившись вместе, стали решать, как поступать дальше. Известие о приближении запорожского гетмана и крымского хана, даже в сердцах самых отважных вызывало трепет, тем более, что по слухам, распространившимся по лагерю, казацкое войско насчитывало триста тысяч, а крымский хан вел с собой стотысячную орду. Сами эти цифры гипнотизировали, заставляли трепетать сердца, леденеть кровь в жилах и замирать от ужаса. Уже немало челяди и даже шляхтичей спешили покинуть региментарей и отойти в Малую Польшу. Фирлей все отчетливее понимал, что нужно немедленно отступать, пока он не растерял все войско, однако в каком направлении следует отходить, было неясно. Король, которому он отправил донесение о сложившейся ситуации, приказал перейти Горынь и двигаться к Сокалю, где сосредотачивалось кварцяное войско и часть посполитого рушения из трех воеводств. Еще две недели назад такой приказ был легко выполним, но сейчас это было вряд ли возможно. Узнав о подходе Хмельницкого, поднялся весь край и продвигаться к Сокалю пришлось бы с постоянными боями.

Наконец, после долгих дебатов было решено отойти к Збаражу, наследственному владению князей Вишневецких и здесь, укрепившись, ожидать подхода основных королевских сил. Переход не занял много времени и, расположившись в предполье перед обоими збаражскими замками, войско Фирлея приступило к оборудованию лагеря, а также к заготовке в спешном порядке провизии и фуража из окрестных населенных пунктов. Но и здесь тревога, охватившая поляков под Староконстантиновом, не покидала их. Панику возбуждали и рассказы все большего числа беглецов, вынужденных бежать с насиженных мест перед приближением Хмельницкого. Региментари, постоянно спорящие друг с другом по пустячным вопросам, не могли обеспечить надлежащего порядка в лагере, а ко всему прочему внезапно стало невозможно захватить в плен хоть какого-нибудь «языка», чтобы получить более или менее достоверную информацию о противнике. Командиры некоторых хоругвей Гулевич, Душинский, Сераковский, Пилговский оказались неспособными командовать своими людьми, а тут, впридачу ко всем неудачам, молния, ударившая из небольшой тучки, разнесла вдребезги знамя (хоругвь) Фирлея. Если жолнеры и шляхтичи еще пытались сохранить подобие дисциплины, то челядь готова была открыто взбунтоваться, бросить все и бежать из лагеря или даже присоединиться к Хмельницкому.

В это время Вишневецкий со своими людьми также подошел к Збаражу, хотя многие советовали ему не делать этого, обоснованно указывая на серьезную опасность со стороны запорожских войск. Князь Иеремия понимал, что вряд ли кто осудил бы его, останься он в стороне, ведь те же Фирлей и Конецпольский как раз наиболее активно выступали против вручения ему гетманской булавы, однако, долг перед Отчизной оказался сильнее обиженного самолюбия и гордости. Все же, подойдя к Збаражу, князь не стал присоединяться к основным силам Фирлея, а остановился отдельным лагерем в стороне, готовый в случае необходимости к скорому отходу

Глава пятая. Осада