Легенда о докторе Фаусте

Действие открывается собранием адских духов, и подчиненные отдают отчет своему главе о предпринятых ими или выполненных деяниях. Представьте себе, что может создать из подобного сюжета такой человек, как Лессинг! Последний выступающий из подчиненных адских духов докладывает, что он нашел на земле одного человека, к которому во всяком случае никак не подступиться. У него нет ни единой страсти, ни единой слабости. При более пристальном углублении в содержание этого известия все больше раскрывается и характер Фауста, и на все расспросы о его стремлениях и наклонностях дух, наконец, отвечает: у него только одно стремление, одна склонность - неутолимая жажда науки и познаний. "Ха, ха! - восклицает Сатана. - Тогда он будет моим, моим навсегда, и вернее, чем при любой другой страсти!". Вы и без меня почувствуете все, что заложено в этой мысли, и быть может, она была бы слишком злобной, если бы только развязка не успокаивала человечество. Но, судите сами, сколько драматического интереса внесено благодаря этому в пьесу, какое читатель почувствует беспокойство и страх! Теперь Мефистофель получает поручение и наставление, с чего и как ему надо начать, чтобы поймать бедного Фауста; в следующих действиях он начинает и заканчивает, по-видимости, свое дело, здесь я не могу вам указать ничего определенного; но величие и богатство возможностей, открываемых пьесой, особенно для такого человека, как Лессинг, необозримы. Как бы то ни было, адские силы считают, что они выполнили свое дело; в пятом акте они поют ликующие песни, как вдруг появляется посланец небесного мира и самым неожиданным и все же естественным, для всех успокоительным образом прерывает эти песни. "Не торжествуйте, - говорит ангел, - вы не одержали победы над человечеством и наукой; божество не для того дало человеку благороднейшее из стремлений, чтобы сделать его навеки несчастным; тот, кого вы видели и кем ныне льстите себя надеждой обладать, был только призраком". Как ни мало, дражайший друг, то, чем я могу поделиться с Вами, все же мне кажется, оно заслуживает сохранения. Распорядитесь им по Вашему усмотрению! - и т. д.

Лейпциг, 14 мая 1784 г.

Фон Бланкенбург.

4. Письмо к издателю "Театрального наследия"

Совершенно верно, любезнейший друг, что Ваш покойный брат, этот превосходный человек, делился со мною замыслами своих пьес. Но это было давно; самые планы были так мало обработаны или были рассказаны мне так бегло, что я не могу восстановить в моей памяти ничего, достойного записи, не говоря уже о печати. Но о "Фаусте" его, о котором Вы меня главным образом и спрашиваете, я знаю кое-что; во всяком случае я помню общий план первой сцены и развязку.

В этом явлении мы видим на сцене разрушенную готическую церковь с главным алтарем и шестью приделами. Разрушение домов господних - наслаждение для Сатаны; развалины храмов, где некогда чтили всеблагого, его любимые жилища. Здесь-то и собираются адские духи, чтобы совещаться. Сам Сатана восседает на главном престоле, а по приделам разместились остальные черти. Но все они невидимы для глаза, слышны только их хриплые противные голоса. Сатана требует отчета в делах, совершенных прочими чертями; одними он доволен, другими недоволен. Так как то немногое, что я помню из этой сцены, будучи разрозненным и обрывочным, не может произвести должного впечатления, то я решаюсь заполнить имеющиеся пробелы и набросать всю сцену:

Сатана. Говори ты, первый, дай отчет в том, что ты совершил.

Первый черт. Сатана! Я видел в небе тучу, в лоне своем она несла разрушение, и я взвился к ней, укрылся в самой черной ее глубине, погнал ее дальше и остановил над хижиной благочестивого бедняка, который только что уснул рядом со своей женой. Тогда я разорвал тучу и вытряхнул из нее огонь на хижину, так что яркое пламя взвилось к небу, и все достояние несчастного стало добычей огня. Это было все, что я мог сделать, Сатана, ибо его самого, его плачущих детей и его жену вырвал из огня ангел божий, а я, когда увидел его, бросился прочь.

Сатана. Презренный! Трус! И ты говоришь, то была хижина бедняка, хижина благочестивого человека...

Первый черт. Благочестивого и бедного, Сатана. Теперь он наг и бос и совсем погиб.

Сатана. Для нас! И, конечно, навеки. Возьми у богача его золото, чтобы он пришел в отчаяние, и брось это золото на очаг бедняка, чтобы оно совратило его душу, тогда у нас будет двойная выгода. Сделать благочестивого бедняка еще беднее, это значит еще больше приблизить его к богу. Говори ты, второй! Расскажи нам что-нибудь получше!..

Второй черт. Это я могу, Сатана. Я отправился на море и стал призывать бурю, с помощью которой я мог бы разрушать, и она явилась; когда я устремился к берегу, вверх ко мне полетели дикие проклятия, а когда посмотрел вниз, то увидел флот с поднятыми парусами. На кораблях плыли ростовщики. Я быстро ринулся в глубину вместе с ураганом, взобрался затем на поднявшейся волне снова к небу.

Сатана. И потопил флот в волнах?

Второй черт. Так, что ни один не спасся. Я разбил весь флот, и все души, которые были на нем, теперь твои.