Читаем Легче воспринимай жизнь полностью

— Не ради службы, а ради дружбы — отдайте в контору табель амбулатории…

— Разрешите идти?

Сестричка подала ему кофе, он поднес горячую чашку к губам и обжегся. Инга пошла вдоль улицы своей неуклюжей боязливой походкой, казалось, главное для нее — перенести свое тело в другое место и остаться при этом никем не замеченной.

…У дома Вайткусов тем временем происходило нечто похожее на бомбежку или обстрел. Из окна чердака вылетали предметы, вещи и свертки, падали с десятиметровой высоты, грохались и поднимали клубы пыли. Инга остановилась, с жадностью и непосредственностью ребенка наблюдала за процессом разрушения. В окне второго этажа была видна голова матери. На лице ее была написана гордость, и смущение, и растерянность.

— Бомбежка! — мать так и сказала женщине с собачкой на руках.

Разрушение и вправду имеет свое обаяние и свою притягательность не меньше, чем творчество. Об этом можно было бы судить по лицу Пранаса, который с топором в руках на чердаке расправлялся со старым шкафом.

— Разве этот шкаф здесь мешал нам? — спросил отец.

— Па, уйдите в комнаты, — попросил Пранас. — Не следует дышать пылью.

— Добре. Добре.

В руках отец держал плетеную корзину, он нагибался, хватал с полу какую-нибудь мелочь, казавшуюся ему нужной и не заслуживающей казни.

— Как говорится, — сказал он, осторожно, на цыпочках приближаясь к сверткам старых газет, — как говорится, чтоб вместе с помоями дитс не выплеснуть…

— Уйдите, ради бога, — сказал Пранас. — Эго знаете, как в плохом театре!

— Все бывает. Не сердитесь, Прашоша…

Потом отец появился во дворе.

— Не нашел?! — спросила мать из окна.

Отец трагически потряс головой.

— Ищи, — сказала мать. — Двенадцать лет моего труда!

Отец потопал к груде осколков и стал разгребать руками.

Это Инга, которая все еще стояла поблизости и глядела, это она крикнула:

— Не бросайте! Человек внизу!

Пранас высунул голову и увидел отца, суетившегося внизу, Ингу с собачкой и нескольких подростков, что зевали за забором.

— Папаша, вы нарочно смешите народ?

— Не нарочно, не нарочно, — приговаривал отец, одержимый одной лишь мыслью, что он должен спешить.

— Посторонитесь, папаша.

Отец отскочил в сторону, глядя на падающую дверцу шкафа, сморщился при звуке соприкосновения ее с землей и снова пошел вперед.

— Папа, я бросаю, берегитесь! — было слышно сверху.

Отец сторонился, не в силах совладать с возбуждением, которое трясло его, подобно лихорадке. Битва кончилась с приходом Йонаса. Он свистнул, сунув два пальца в рот, и крикнул:

— Пранюша! Отдохни!

Потом он увидел отца, успокоив его совершенно естественными словами, которые он повторял, улыбаясь: «вы правы», «только так, как вы говорите» или «это разумно».

— Когда с глазу на глаз с несчастьем, многое понимаешь лучше, — сказал отец.

— Вы правы, — искренне сказал Йонас. — Зря только меня не слушаетесь. Вы должны отлежаться после простуды.

— Отлежимся. Корову только подоить… Слышите, она зовет меня.

— Подоим.

Отец вошел в комнату и сказал:

— Не нашел… Может, плохо вижу?

Мать махнула рукой.

— Не думай. Ложись.

— Второе одеяло ему дайте, — сказал Йонас. — И сразу антибиотики. Снотворное имеете? Дайте ему две таблетки.

Когда появился Пранас, весь в пыли и паутине, обсыпанный стружкой, Йонас сказал:

— Старый, последнее тебе предупреждение. Если я еще раз засеку папаню на ногах, вспотевшего, мечущегося по поселку в то время, когда у него в легких пертрубация воспалительных процессов, считай, что меня больше в этом доме нет. Я внятно говорю?

— Он встает и идет, — сказала мать. — Не закрывать ведь дверь на ключ?

— Закрывайте, — сказал доктор. — А что особенного? Посидите с ним у постели…

— Я сижу, — сказала мать. — Но это его раздражает.

— Раздражать папашу не стоит. Он и так в состоянии шока от всех революций, что происходят в доме и в собственном организме. Давайте побольше снотворных. Пусть поспит.

— Может быть, позавтракаете с нами, доктор? — спросила мать.

— Да, — сказал Йонас и уселся за стол. Взглянул на Пранаса: — Чего глазеешь? Пойди помойся, чучело!

— Очки, смотрю, фирменные у тебя, — подмигнул Пранас, — как у негритянского певца!

Пранас помылся, вытерся мягким полотенцем и зашел к отцу в комнатушку.

— Чем услужить вам? — спросил он и погладил руку отца.

— Не думайте обо мне, — ответил тот, подумав. — Только не закрывайте на ключ.

— Глупость. О чем вы говорите? Как вам не стыдно, па?

— Если только горячего чая, — попросил отец. — Газеты пришли? Чем все это кончилось в Южной Америке? Бурлит планета перед катастрофой.

— Па, вот этого не говорите.

— От меня ли зависит? — улыбнулся он.

Пранас пошел было на кухню за чаем, но его остановил телефонный звонок. Влажной рукой взял трубку.

— Йон! Доктор! — крикнул он в кухню, прикрывая ладонью трубку. — В амбулаторию пришла жена председателя. Укол нужно сделать или что… Я не уразумел.

— Скажи, позавтракаю, выпью кофе, выкурю сигарету и приду!

— Он бежит, он побежал, — сказал Пранас в трубку. — Он еще не у вас? Странно.

За завтраком мать намекнула:

— Новую мебель, наверное, нужно хлопотать через председателя?

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги