Эндрю любит проявлять обо мне заботу. Ему нравится, что я в нем нуждаюсь. И теперь, когда он знает, что скоро этого не будет, что он теряет превосходство, ему страшно. Полтора года брака позади, и я только сейчас начинаю понимать комплексы этого успешного, обаятельного, влиятельного человека. Они гораздо глубже, чем я могла себе представить.
– Сегодня ты ляжешь спать в гостевом домике, – говорю я ему, прежде чем повернуться к нему спиной. Я поднимаюсь по лестнице, иду в нашу спальню, закрываю за собой дверь и запираюсь на ключ.
Затаив дыхание, я прижимаюсь ухом к двери и жду, не раздадутся ли шаги, вздохи, что-нибудь, что сказало бы мне о том, что он пытается нарушить мои границы.
Но за дверью тихо.
Раздевшись, я набираю самую горячую ванну, какую только могу вынести, и когда выхожу, я смотрю в окно, обращенное на заднюю часть дома. В гостевом домике горит свет. Силуэт Эндрю движется за шторами.
Это новое для меня ощущение – одержать верх.
Забравшись в кровать, я прижимаю к груди телефон. Мое тело, словно налитое свинцом, тонет в мягкой постели.
Я должна с кем-то поговорить, решить, что мне делать дальше. Я остаюсь? Или ухожу? Не слишком ли остро я реагирую? Если позвонить сестре, она начнет читать мне лекции, убеждать меня бросить его и возненавидит его даже больше, чем сейчас. Если позвонить Эллисон, каждый раз, видя нас вместе, она будет вспоминать этот звонок, а так как она моя единственная подруга, то возникнет неловкость. Мать – вообще полный швах по части советов, она не в состоянии сохранить секрет, даже чтобы спасти собственную жизнь.
Мне требуется непредвзятое мнение, кто-то такой, кто меня выслушает и не станет говорить мне то, что, по его мнению, я хочу услышать, и кто не станет судить меня, поскольку небезразличен ко мне и потому не может быть объективным.
Я ворочаюсь в постели, и вдруг мне на ум приходит Харрис.
По большому счету я ему безразлична, и это означает, что он не предвзят и не побоится сказать горькую правду.
Горькая правда – именно то, что мне сейчас нужно.
Правда и жестокая честность.
Я пролистываю ленту контактов в мобильнике и нахожу его имя. Мне хватит пальцев обеих рук, чтобы посчитать, сколько раз я звонила ему, но сейчас это мой лучший выбор.
Точнее, мой единственный вариант.
Сейчас в Нью-Йорке почти восемь часов. Возможно, он еще не вернулся домой с работы, поскольку ньюйоркцы имеют привычку пить кофе круглосуточно, но я могу оставить ему голосовое сообщение. Если он не перезвонит, значит, он не хочет со мной разговаривать, и это нормально, но я все равно попробую.
Мой большой палец нажимает на его имя. Раздаются два гудка. Он отвечает.
– Харрис, – говорю я, чувствуя, что у меня перехватило дыхание. – Если честно, я не ожидала, что ты ответишь.
– Что случилось? – спрашивает он. По его тону не скажешь, что я ему противна.
– У тебя есть секунда, чтобы поговорить?
– Если речь идет о Грир, то нет, – отвечает он.
– Дело не в Грир.
Он молчит.
– Мне нужен совет, – говорю я.
Звяканье кастрюль на фоне джазовой музыки подсказывает мне, что он, похоже, дома и готовит себе ужин.
– Ты один? – спрашиваю я, что на самом деле означает: «Она у тебя?»
– Да, один. – Несколько секунд мне слышна текущая из крана вода.
– У меня столько всего накопилось внутри, и мне нужно срочно излить душу, но мне не с кем поговорить, – говорю я.
– Могу на секунду быть с тобой откровенным? – спрашивает он, щелкая на заднем плане газовой горелкой. – Ты плохо разбираешься в людях, Мередит. Ваши отношения всегда были поверхностными, в лучшем случае. В них нет глубины, и поэтому они такие недолговечные. Сколько друзей ты завела в Глейшер-Парке?
– Одного человека.
– Именно это я и хотел сказать. И почему ты сейчас звонишь мне, а не этому своему другу?
– Мне неудобно говорить с ней об этом.
– Все понятно. – Его снисходительный тон почти невозможно игнорировать, но я стараюсь. – В любом случае, чем я могу тебе помочь? Какую суровую реальность я имею честь возложить сегодня на твои хрупкие плечи?
Вздохнув, я выкладываю ему все, каких бы усилий и унижения мне это ни стоило бы.
– У меня проблемы с мужем.
Харрис молчит. Затем:
– Продолжай.
– Он изменился, – говорю я. – Это не тот человек, за которого я вышла замуж.
– Это обычное дело, Мередит. Вероятно, он думает то же самое и о тебе.
– Сначала это были перепады страсти и отстраненности, которые я не могла объяснить, – говорю я. – Но сегодня утром я нашла письмо от адвоката, адресованное мне. Так вот, он его вскрыл и спрятал.
– Что ты сказала?
Я набираю полную грудь воздуха и задерживаю дыхание, решая, стоит ли делиться с ним этой информацией. Насколько я знаю, Грир никогда не говорила Харрису о моем трастовом фонде. Много лет назад я взяла с нее клятву молчания и уверена, что она ее не нарушила.
Но сегодня я должна ему об этом сказать.
– Он узнал, что в следующем году у меня появятся свои деньги, – говорю я. – Приличная сумма. Я не говорила ему о ней до того, как мы поженились, не хотела, чтобы он смотрел на меня другим взглядом. К тому же у него уже есть деньги. Ему не нужны мои. Я не думала, что это так важно.