Ледовый десант

— Нам не донести Мануэля, — вздохнул Колокольцев.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Михалюта.

— До нашего берега километров двадцать, не меньше. Своих мы уже не застанем. Они уехали, чтобы их утром в торосах не накрыли немцы из минометов и орудий… У меня есть бечевка. Давай привяжем ее к плащ-палатке с телом Мануэля и потащим. Где перекат, сугроб, там перенесем. Иначе выбьемся из сил и замерзнем где-нибудь посредине моря.

— Ты молодец, — улыбнулся Михалюта. — Хорошая мысль. Давай так и сделаем.

Сколько они еще прошли? Километр, два? Остановились. Начали бить друг друга по коленям рукавицами, натирать друг другу снегом щеки.

Гнат упал. С его головы слетела шапка и покатилась по льду. Колокольцев кинулся за ней.

Когда вернулся, Михалюта лежал, уткнувшись лицом в снег.

Колокольцев склонился над ним.

— Вот шайка… В волосы набилось снегу. И он уже смерзся.

Где-то на севере прозвучали один за другим три взрыва.

— Это наши, — прошептал Михалюта.

— Какая-то машина уже подорвалась на мине. Или хлопцы саданули по мосту. За наши муки, командир… А шапку надо подвязать, а то еще раз слетит, не догонишь.

Взрывы на шоссе придали Михалюте и Колокольцеву сил. Они встали, побрели дальше.

Каждый шаг давался нелегко. Падали, вставали и снова падали. Снег забивался в валенки, в рукава, под шапку.

«Нет, неправду говорил Нудьга о Колокольцеве. Без Сергея я, наверное, давно бы замерз. Не надо было мне одному без передышки столько нести Мануэля… — Михалюта остановился и тут же упал. От его дыхания лед под щекою стал влажным. Гнат ощутил на языке привкус соли. Полежать бы минут десять, пять, даже минуту… Наверно, вот так же солоно и горько было Мануэлю, когда он тонул к своим родном море…»

И ушах Гната зазвучал «Заповіт» Шевченко: «Як умру, то поховайте мене на могилі…»

5

Ветер внизу, в торосах, дул не очень сильно, но все равно и здесь было не теплее, чем на берегу. Лошади стояли со взъерошенной шерстью, понурив головы, переступали с ноги на ногу. Воскобойников и Цимбалюк время от времени поднимались с саней, подходили к лошадям, поправляли на них «рыцарские балахоны», давали овса. Но животные не ели — ветер рассыпал зерно по ледяному полю.

— Ну и погодка! Да еще эти выстрелы и вспышки ракет! Уже пора бы вернуться Нудьге с хлопцами. Определенно! А о Михалюте нечего и говорить! Как ты думаешь, Павло? — обратился Воскобойников к Цимбалюку.

— Тревожно на сердце, батьку! Из головы не выходит американец Мунь, — ответил Цимбалюк.

— Кто он, этот Мунь?

— Наверно, коммунист. В Испании это было. Послало нас командование помочь республиканцам, попавшим в западню. Наша группа во главе с Мунем остановилась возле дороги. Я с тремя интернационалистами заминировал ее. Вскоре появилась колонна машин с фашистскими солдатами. На наших минах подорвалось и загорелось три машины. Но нам тут же пришлось вступить в бой. Из других машин повыпрыгивали солдаты и развернулись цепью. Группа наша оказалась в железных клещах. Мы стали прорывать вражеское кольцо. Муня тяжело ранило. Я и еще один боец понесли его на руках. Уже стемнело, небо заволокло тучами, и мы не знали, куда, в каком направлении надо идти. «Дайте мне несколько гранат, а сами идите дальше! — сказал Мунь. — Иначе мы все погибнем!» Мы не послушались и приготовили для него носилки. Тогда Мунь взял гранату и сказал: «Если вы меня понесете, я подорву себя и вас». Что нам оставалось делать? Спасти бы его мы все равно не смогли. Он уже умирал. Когда Мунь повторил свой приказ, подняв над головой гранату, мы со слезами на глазах оставили его. А вскоре позади раздались крики фалангистов. И тут же прогремел взрыв.

— Вон как… Мужественным человеком был Мунь. Определенно, — вздохнул Воскобойников.

Неподалеку послышались голоса. Цимбалюк и Воскобойников насторожились. Взяли в руки автоматы. Но тревога их была напрасной. Это вернулась группа минеров Нудьги.

— Что? Все бублики и пряники оставили немцам на завтрак? — радостным голосом спросил Цимбалюк.

— Девять замедленного действия поставили. И одну нажимную, — ответил Нудьга. — А где Михалюта?

— Нет его. Не вернулся еще.

— Как нету? — ужаснулся Дмитро. — Уже скоро рассвет!

«Почему я с ним не пошел? — в отчаянии подумал Нудьга. — Какой из него разведчик! Да и можно ли было посылать троих? Неужели?.. Немцы вот-вот могут начать обстрел прибрежной полосы. До них нет и трех километров. Что же делать?..»

— Возвращаемся на свой берег. Михалюта, видимо, обошел нас и, наверное, уже далеко. — Нудьга помолчал, вглядываясь в полумрак. — Да, надо идти. Оставаться здесь больше нельзя.

Вдруг сбоку замаячила чья-то фигура. Первым ее заметил Цимбалюк.

— Наши! Наши идут! — радостно закричал он.

— Не стреляйте! — послышался в ответ женский голос. — Не стреляйте!

К минерам подошла молодая женщина, одетая в теплое пальто, обутая в валенки, с узелком, висевшим на руке.

— Кто ты такая? — строго спросил Нудьга.

— Я на тот берег. Ваши бабахнули на шоссе, я и подумала: «Значит, можно перейти залив. А вдруг и их встречу». Одной боязно в такую даль.