Ледовый десант

Перелетный не собирался говорить об этом. Но не удержался, сказал. Скоро Красная Армия выйдет на границу, и для атамана Тараса останется одна дорога — на далекий запад, подальше от ныне воюющих сторон. Надо жить! Той сабли, возможно, уже никому не увидеть, кроме рода Шаблия. Но как на приманку на эту саблю может клюнуть атаман. А если клюнет, значит, будет держать при себе и его, Перелетного.

— Говоришь, Надежда Калина сейчас где-то в лагере немцев?

— Я как-то даже видел ее на станции. Эшелон с женщинами перегоняли куда-то на запад. Но немцы не сказали, куда их везут. Где-то здесь их выгрузили как рабочую силу.

— Поищем твою Калину, пан Перелетный. Если найдем, то обменяем ее у немцев на какие-нибудь сведения о Красной Армии… Сабля с позолоченным эфесом… Ножны украшены самоцветами… Добже… — Атаман оживился, вызвал сотника: — Слушай меня внимательно, Подмоченный. Переодень десятка два хлопцев в партизан. Наденьте шапки с красными лентами. Время от времени затевайте в лесу игру с паролем «Москва» — «Сталинград». Где-нибудь на этот пароль клюнут.

— Клюнут, — кивнул сотник.

— Так вот. Приведи ко мне какого-нибудь спеца, который знал бы важные секреты русских. Понял?

— Ясно, пан главнокомандующий. — Сотник вышел.

Атаман Тарас повернулся к Перелетному.

— Становись на довольствие. Бери сотню. Сработаемся. Мне люди с головой нужны.

— Благодарю, — щелкнул каблуками Перелетный. — Я оправдаю ваше доверие.

— У нас принято давать прозвища новичкам, как у славных запорожцев. Один Подмоченный, другой Найда… Может, станешь Перевертнем? Ведь перевертывался, превращался из советского человека в немецкого служаку, а теперь вот хочешь стать бойцом самостийной Украины. Или я не прав?

Вадим в ответ промолчал. Именно так несколько дней назад его назвала Надя Калина.

Перевертень… Оборотень… Этим она хотела обидеть его. А тут вдруг и атаману взбрело на язык это слово. «Ну что ж, — вздохнул Перелетный, — пусть, как говорят, называют хоть горшком, лишь бы в печь не ставили. Только бы выжить…»

7

Обоз с боеприпасами продвигался медленно. Дороги во многих местах были раскисшими, то и дело встречались огромные лужи. Командование обоза, направлявшегося в штаб генерал-майора Василия Андреевича, знало обстановку и по обе стороны дороги, и далеко впереди. Время от времени на фланги высылались группы разведчиков — они находили контакты с местным населением, партизанскими отрядами и группами самообороны. Разведчики добывали «языков», дополнявших информацию о враге. Андрей Стоколос ежедневно утром или вечером разворачивал свой «Северок», и позывные «ЗСТ-5» летели в эфир. Андрей держал связь с радиоузлом генерала Шаблия и областным штабом партизан генерал-майора Василия Андреевича. Стоколос принимал сообщения о продвижении немецких воинских частей вблизи маршрута обоза, о дислокации банд буржуазных националистов.

Все эти меры сводили на нет попытки фашистского командования разгромить обоз, продвигавшийся из Овруча в тыл к партизанам.

По пути Гутыря с подрывниками несколько раз отлучался на железную дорогу Сарны — Коростень — ставили под рельсы мины замедленного действия. Но у него чесались руки поставить радиомину где-нибудь на узловой станции, в ресторане, — должны же немецкие офицеры отмечать встречу Нового, 1944 года.

Он поделился своими мыслями со Шмилем.

— Я за! Пусть фашистские собаки получат подарок от Деда Мороза! — сказал Шмиль.

— Были бы на станции свои люди, которые «забыли» бы чемоданчик где-нибудь в раздевалке или в буфете…

— Есть такие люди, есть, — прервал Гутырю Шмиль. — Работают на станции. Имеют связь с партизанами. С нами тут идет один хлопец. Он сведет тебя с ними.

Андрей Стоколос, выслушав Гутырю, дал свое согласие.

— Хорошо. Но будьте осторожными. Встреча через пятнадцать часов вот на этом перекрестке дорог, — показал он на карте. — До него двадцать километров.

— Успеем, — кивнул Гутыря.

…Закончив успешно операцию на железнодорожной станции, подрывники возвращались в «коридор». Моросил дождь, все промокли.

Местный хлопец, передавший в надежные руки чемодан со взрывчаткой, посоветовал зайти к леснику, который жил на околице села.

— Давайте зайдем, — согласился Гутыря, — обсушимся, согреемся и двинемся дальше на условленное место встречи с обозом.

Лесник принял подрывников без радости, но и без проявления недовольства. Время такое: сейчас пришли советские партизаны, через два часа наведаются «сечевики», потом — немцы.

Достал из печи кастрюлю теплого борща и махотку узвара из яблок и сушеного терна. Сухари у партизан были свои.

Не успели бойцы переобуться, как во дворе вдруг раздался выстрел, вбежал часовой.

— В соседнюю хату, метров пятьдесят отсюда, зашли семеро, — сказал он. — Одного оставили на карауле. Караульный заметил свет в наших окнах и стал подкрадываться сюда. Я остановил его окриком: «Стой! Кто идет?» А он выстрелил из карабина и побежал к соседней хате.

— Это «сечевики» нагрянули к соседям. Один из них крутит любовь с Ксенией, — сказал лесник.

— Один крутит любовь, а шестеро его стерегут? — удивился Гутыря.