Ледовый десант

— Нам говорили, что ты знаешь, где сабля…

Надежда потеряла сознание.

Пришла в себя она уже в яме. Увидела оскаленную морду овчарки.

— Не трогай меня, не трогай!.. — зашептала Надежда, прижимаясь спиной к холодной сырой земле.

Над ямой склонился Бремк.

— Лоз!.. Взять!..

— Не трогай меня! Не трогай!… — как молитву, повторяла Надежда, не сводя широко раскрытых глаз с собаки.

— Форверст! Лоз! — закричал снова Бремк.

Овчарка бросилась на Надежду.

— К сожалению, операция «Запорожская сабля» оказалась безуспешной, — сказал Вассерман. — Больше ею не занимайтесь. Яму забросайте, чтобы и следа не осталось…

9

В окопах, вырытых под вербами и кустами ивняка, солдаты полковника Сильченко ждали команды переправиться с левого берега на остров Казачий, а оттуда им предстояло форсировать Днепр уже вблизи Киева.

Полковник обходил бойцов, присматривался к средствам переправы, стянутым с острова Труханова и из прибрежных сел. Познакомился с хлопцами, которые во время форсирования Днепра станут штурманами и лоцманами. Их более десяти. Реку и все поймы Днепра они знают еще с детства.

Главным лоцманом Сильченко назначил белобрысого, с облупленным носом Алексея Стакурского, девятнадцатилетнего парня с острова Труханова.

Алексей в июле сорок первого добровольцем пошел в армию. Воевал на Правобережье Днепра и отходил на восток через эти же острова. Под Пирятином осколок немецкого снаряда вырвал кусок мяса из ноги, повредил кость. Это были страшные дни для Алексея. Раненых красноармейцев немцы или убивали, или отвозили в лагерь для пленных.

Алексей, пересиливая жуткую боль, зарылся в стожок сена. Бинт из индивидуального пакета, которым была перевязана нога, заскоруз от засохшейся крови. Нечем было промывать рану: спирт в солдатской баклаге кончился. Алексей ел коренья купыря — его много росло вокруг на лугу. Пересохшими губами слизывал по утрам с травы росинки.

Как-то утром к стожку подъехала арба. Возницей был старик. Алексей рассказал деду, кто он и почему оказался здесь. Ему было уже безразлично, сдаст его старик немцам или спрячет от их глаз, — такой он был немощный и голодный.

Дед приютил Алексея и тайком через людей передал в Киев его тетке, что племянник ранен и сейчас находится в селе, неподалеку от Пирятина. Вскоре тетка привезла костыли, и Алексей, где пешком, где на попутных подводах, добрался до Киева.

Нога нестерпимо болела, рана начала гноиться. Надо было срочно делать операцию. Алексей отправился в больницу, расположенную на бульваре Тараса Шевченко. К тому времени там лежало свыше ста раненых красноармейцев и матросов. Их не успели вывезти в тыл.

Хирург профессор Краменко сделал Алексею операцию. Но под присмотром врачей не удалось полежать даже двух дней. В больницу явились фашистские солдаты. В первые дни оккупации Киева они грабили квартиры эвакуированных киевлян и тех, кто остался. Но вот дошла очередь и до больниц. Настало время навести и здесь «новый порядок».

Переписав всех раненых красноармейцев, фашисты ушли. А вечером в палату заглянула старшая медсестра, чуть не плача сказала: «Хлопцы! Родные! Завтра вас поведут на расстрел или прикончат здесь! Спасайтесь, кто может. Уходите отсюда!..»

Темной сентябрьской ночью Алексей на костылях вышел из больницы и направился к Днепру. Преодолевая страшные муки, он добрался все же до Днепра и на лодке переплыл на Труханов остров…

Это было два года назад. А в сентябре 1943 года Алексей переправил на киевские острова около двухсот красноармейцев. Принимал участие во многих боях. А однажды с отделением бойцов двое суток отбивал атаки фашистов. Силы были неравные. Не хватало боеприпасов. Но подошло подкрепление с левого берега, и немцы прекратили атаки.

Теперь Алексей Стакурский готовился к новому «путешествию» на острова — должен был помочь переправиться туда полку Федора Федосеевича Сильченко.

— Моя лодка не протекает. И не беда, если какая-нибудь другая даст течь. Бойцы касками и котелками вычерпают воду, — сказал Алексей полковнику. — У нас нет смолы, да и костры разжигать рискованно — немцы могут заметить приготовления, и тогда…

— Хорошо! — согласился Сильченко. — Будем вычерпывать воду. Только бы не отнесло наши плавсредства на юг.

— Все рассчитано. Мы отчаливаем за два километра вверх по течению, и при таком ветре нас прибьет прямо к Казачьему. Надо только держать весла на правом борту. Каждый рулевой лодки пришьет на спину клочок белой материи. Для ориентировки…

— Правильно, — кивнул Федор Федосеевич. — Танкисты рисуют на кормах машин белые круги, треугольники, чтобы ориентироваться в темноте. Так и мы сделаем.

Сильченко подошел к другой группе бойцов. Поздоровался. Здесь было много новобранцев, бывших окруженцев, которых уже опалило огнем войны за прошедших два месяца.

Сильченко присел на старое корневище, принесенное половодьем, похожее на огромного осьминога.

— Как настроение, товарищи?

— Нормально, — ответил Гавриленко. — А где сейчас наши бывшие командиры — Колотуха и Живица?