— Полицаев поймали! — кричали они, перебивая друг друга, и швыряли в перебежчиков снежками.
К мальчишкам присоединились женщины — раскрасневшиеся, разгневанные. Узнав, что пленные не немцы, а предатели, некоторые хватали палки и рогачи. Шум и крик поднялся на всю улицу.
— Что за гвалт, Варвара Ивановна? — спросила Наташа у хозяйки, вошедшей в хату.
— Полицая и старосту из поселка, что на том берегу, ведут.
Наташа бросилась к окну. Процессия как раз находилась против хаты. Наташа узнала высокого, съежившегося Анатолия и низкого, щуплого Назарова.
«Какой позор! До чего я дожила?.. Гнат, милый, прости меня! Прошу! Я не буду жить с ним. Но сейчас… — Наташа выскочила на улицу, даже не набросив на плечи платка. Услышала ругань, проклятия. — И меня проклинайте, люди! И меня!..»
Крики были такими грозными, что на акациях закаркало воронье, поднялось в небо, закружилось, будто хотело посмотреть, чем же это заняты люди.
Анатолий мысленно прощался с жизнью. Он надеялся переждать в селе Наташи огненный смерч войны. Жить тихо, мирно. Но ничего из этого не получилось. Хотя сначала все вроде бы шло хорошо. Но потом…
Первым потрясением был побег Наташи на советский берег. Будь он тогда дома, убил бы на месте. Казнил себя, что до конца ее не узнал, не раскусил. «Пусть замерзает, если ей не хочется жить, если не понимает, что к чему на войне! — утешал он себя той ночью. — Может быть, дошла, а может?.. Такой ветрище!..»
Другим потрясением, свалившимся как гром среди ясного неба, был приход «белых привидений» во главе с Гнатом Михалютой. Злая судьба свела их с глазу на глаз не только как соперников, любивших одну девушку, но и как врагов.
Надо было спасать себя, и он согласился быть информатором. Он был бы им и дальше, и немцы, возможно, ничего не узнали бы. Но ведь Михалюта сказал, что придет к нему с рацией. А это уже страшно. Это значит смерть. Сигналы рации услышат немцы, засекут, а потом на виселицу и радиста, и того, у кого он скрывался.
«Нет, надо идти на тот берег, так будет лучше. Может быть, свои не расстреляют. Все-таки я им служил, — тешил он себя мыслью. — Да и Наташа, наверно, там. И она замолвит за меня словечко. Ведь мы ребенка ждем! А дитя не виновато, что клокочет такая страшная война и не поймешь, кто кого побеждает и чей будет верх…»
Он решил поговорить об этом с начальником полиции Назаровым. Если бы тот согласился. Ну, посадят в тюрьму. Но ведь не расстреляют же. Посидит, а там видно будет. Если победят немцы, то обязательно выпустят, если возьмут верх свои, учтут, конечно, что он был информатором минеров, и простят все грехи.
Сейчас, когда его вели, будто вора, пойманного с поличным, когда разгневанные женщины, мальчишки толкали в спину, плечи, обзывали грязными словами, он уже каялся, что отважился перейти на этот берег, жалел, что Назаров согласился, — один он не пошел бы. Он проклинал себя, Гната, Наталку. Конечно, можно было бы остаться и там. Но все побережье уже лихорадило. Немцы не таясь говорили, что среди полицаев есть большевистский лазутчик, а может быть, замешан в диверсиях и сам староста, чья жена так неожиданно и бесследно исчезла. Особенно поднялся шум, когда за одну ночь были взорваны два моста, когда от взрыва мины погибло четыре офицера и немецкий инженер, прибывший из Берлина.
Вот тогда-то он и не выдержал, поделился своими мыслями с начальником полиции.
«Как быть? — переспросил Назаров, хитровато прищурившись. — С кручи да в море! Ведь на суше, если не убежим, все равно найдут и повесят. Выход один — на тот берег. Может, простят… Немцы уже бегут от Москвы. Пошли, пока не поздно…»
Он все думал, с какого боку подойти к Назарову, а оказалось, начальник полиции сам искал выход для своего спасения.
— Простите!.. Смилуйтесь, люди! — упал на колени Анатолий.
Вдруг на всю улицу раздался крик:
— Это мой муж! Не убивайте его!
— Наши мужья и сыновья на фронте!..
— А эти гады!.. — зашумели в ответ женщины.
Наташа еле протиснулась в середину толпы.
— Убейте и меня! Это мой муж! — крикнула она так решительно, словно и в самом деле готова была умереть за Анатолия.
Сельчане удивленно посмотрели на нее. Заметили на красивом лице рыжеватые пятна. Застыли в нерешительности…
5
Задержанных допрашивал старший лейтенант Мотыльков в присутствии полковника Веденского.
— Скажите, с какой целью вы перешли на наш берег?
— Мы пришли к вам искупить свою вину, — ответил Назаров, понурив голову.
— А Михалюта еще хотел у старосты поселиться с рацией, — с насмешкой в голосе заметил Мотыльков полковнику. И снова обратился к задержанным: — Чем вы можете это доказать? Где гарантия, что вы пришли не как шпионы?
— Клянусь, нет! — вскинул Назаров голову.
— А может быть, вы надеялись затеряться в нашем тылу, сменить фамилии и продолжать жизнь, словно и не служили немцам? — спросил Веденский. — Что скажете на это, господин Анатоль?
Услышав свое имя да еще с прибавкой «господин», Анатолий вздрогнул.