Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей

Василиса, как ни старалась, не могла выведать у Бедослава о том, где и с кем он сражался, вернувшись к ней весь в крови. Бедослав твердил одно и то же, мол, по приказу гридничего, ему и еще нескольким гридням пришлось ловить разбойную шайку, творившую беззакония в Людином конце Новгорода. По глазам Бедослава Василиса видела, что он говорит ей неправду. Василису терзала догадка о том, что с Бедославом скорее всего пытались рассчитаться приятели ушкуйника Кривуши.

Эта догадка Василисы вскоре подтвердилась.

Однажды к ней в гости пришел ее брат и как бы между прочим завел разговор о том, что ушкуйники обложили налогом некоторых купцов, кто был дружен с покойным Яковом Катырем и кто пользовался их услугами. Иван Мелентьевич выяснил, что собранные деньги были использованы ушкуйниками на погребение нескольких своих дружков, убитых кем-то недавно.

– Мне интересно, сестра, Бедослав в одиночку перебил тех ушкуйников иль вкупе с княжескими гриднями? – поинтересовался у Василисы Иван Мелентьевич.

– С чего ты взял, что убитые ушкуйники – дело рук Бедослава? – сказала Василиса, смерив брата неприязненным взглядом.

– А раны у Бедослава откуда? – ввернул Иван Мелентьевич, погрозив сестре пальцем. – Меня не проведешь!

– Об этом ты у разбойников и спроси, – отрезала Василиса. – Ты же с ними знаешься с некоторых пор!

– Ушли ушкуйники в набег, – вздохнул Иван Мелентьевич. – Обратно они вернутся токмо осенью.

Видя, что Василиса держится с ним неприязненно, даже присесть к столу не приглашает, Иван Мелентьевич засобирался домой.

Неожиданно Василиса заявила:

– Должок на тебе висит, братец. Когда ты намерен расплатиться со мной?

– К-какой должок? – насторожился Иван Мелентьевич. – О чем ты, сестра?

– Лукерья поведала мне, что получил ты от Якова Катыря полсотни серебряных монет за то, что тот силой обладал мною, как наложницей, – холодно пояснила Василиса. – Полагаю, эти деньги должны мне принадлежать, братец. Лучше отдай мне добром это серебро, а то ведь я натравлю на тебя Бедослава. За ним ныне, сам знаешь, стоит сила немалая!

– Хорошо, сестрица! Ладно, как скажешь! – поспешно закивал головой Иван Мелентьевич. – Завтра же получишь полсотни монет серебром арабской чеканки.

– Не завтра, братец, а сегодня, – сказала Василиса, – но это еще не все. В ту ночь, когда слуги Катыря ворвались в мой дом, раздели меня донага и связали ремнями, ты был с ними. Покуда подручники твои запрягали во дворе лошадей в повозку, чтобы отвезти меня в загородное сельцо Катыря, ты бессовестно надругался надо мной. Не забыл, какие слова ты говорил тогда, насилуя меня? Ты молвил, что это есть расплата мне за блуд с бедным плотником, за то, что я не внимала твоим советам и вообще взяла себе слишком много воли!

При этих словах Василисы Иван Мелентьевич побледнел как мел.

– Ты думал, что ушкуйники рано или поздно убьют Бедослава, но этого не случилось, – продолжила Василиса, с ненавистью глядя на брата. – Более того, Бедослав сумел бежать из ливонской неволи и даже вступил в дружину Александра Невского. Представляешь, братец, что сделает с тобой Бедослав, стоит мне рассказать ему, как ты утолял свою похоть, лежа на мне. Думаю, Бедослав просто убьет тебя. И ему ничего за это не будет.

Иван Мелентьевич бухнулся перед Василисой на колени.

– Не губи, сестра! – взмолился он. – Прости меня! Помилосердствуй! У меня же двое деток малых и жена…

– Выплатишь мне отступное за тот свой гнусный проступок, – ледяным голосом постановила Василиса, не глядя на брата. – Возьму с тебя к тем пятидесяти дирхемам еще пятьдесят серебряных монет. Итого, с тебя причитается сто монет серебром. Половину отдашь сегодня же! Ступай!

Иван Мелентьевич вышел из терема Василисы на подкашивающихся ногах и от сильнейшего душевного расстройства двинулся по улице не в ту сторону. Он осознал это лишь, когда столкнулся лицом к лицу со Свирятой Резником, соседом Василисы.

– Эй, Иван, что с тобой? – проговорил словоохотливый Свирята. – Лица на тебе нету! Не иначе, ты лешего только что повидал. А может, муженек Лукерьи тебе промеж глаз кулаком приложил, а?

Свирята захихикал.

Иван Мелентьевич взглянул на щуплого Свиряту ничего не выражающим взглядом и коротко обронил:

– Да иди ты в задницу, приятель! Не до тебя мне.

Резко развернувшись, Иван Мелентьевич зашагал уже в правильном направлении.

– Иван, у тебя у самого такой вид, будто ты сам недавно из энтого места вывалился! – со смехом крикнул Свирята вослед брату Василисы.

Придя домой, Иван Мелентьевич бросился к своему заветному ларцу, где у него хранились деньги. Отперев замок на ларце, он принялся вынимать небольшие мешочки с глухо позвякивающими гривнами и монетами. Разложив мешочки на столе, Иван Мелентьевич трясущимися руками стал доставать и пересчитывать арабские монеты, украшенные замысловатой вязью.

При этом он ворчал себе под нос:

– Ох, и влип я, разрази меня гром! Ну, сестрица-паскудница, без ножа решила меня зарезать! За горло взяла, гадина!

Сзади скрипнула дверь.