— Ры-ыжая! — раздалось повторно. Только тогда девушка очнулась и оглянулась на торопившегося к ней через двор Вовку. На мгновение показалось, что сейчас он налетит, как в детстве, сзади, дернет за косу, вырвет сумку, вытрясет содержимое в лужу. На мгновение — и сердце болезненно сжалось: многое, очень многое Настя бы отдала за один момент из ушедшего навсегда детства. Оказывается, дни, казавшиеся несчастными, когда-нибудь могут показаться счастливыми. Вовка обижал ее, но дома ожидала бабушка. А сейчас — никто. Впереди лишь — тяжелые хлопоты, к которым Настя не знает, как подступиться.
— Ты чего одна в потемках ходишь? — спросил Вовка, за грубовато-небрежным тоном то ли маскируя беспокойство, то ли просто любопытство и скуку. Настя промолчала.
— Эй… Ты в порядке? — Вовка вгляделся в ее лицо, освещенное тусклым светом из окон квартир.
— Бабушки сегодня не стало, — выдавила она. Вовка отшатнулся и как-то по-бабьи охнул.
— Ох ты ж, черт возьми… — пробормотал он. — Как же так? А я еще вчера подумал, что давно не вижу ее. И мать о ней спрашивала.
— Болела она.
Слышала Настя себя будто со стороны. Она словно раздвоилась: вот одна ее часть стоит и разговаривает с Вовкой, отвечает на его вопросы хоть и тихо, но спокойно, без слез, истерик. А другая… Другая ее часть то ли взлетает в небо вслед за бабушкиной душой, то ли падает в бездну.
— А ну пойдем! — решительно сказал Вовка и взял девушку за руку.
— Куда?
— К тебе! Не оставлю же я тебя одну! Или хочешь к нам? Мамка тебе постелет в моей комнате, а я переночую у родителей в спальне или на кухне на полу.
— Нет, я останусь дома.
— Тогда я с тобой, — сказал Вовка таким тоном, что Настя и не подумала возразить.
Как так получилось, что в ту ночь, в самую страшную ночь ее жизни, когда от отчаяния, безысходности и непоправимости хотелось ходить по стенам и выть на луну, самую сильную поддержку оказали ей не родные люди, а тот, кого она с детства считала врагом? Вовка просидел с нею до утра, отлучившись лишь один раз: сбегал в круглосуточный магазин за бутылкой коньяка.
— Водки бы принес, да ты — девушка, — прокомментировал он, выставляя на стол темную пузатую бутылку и выкладывая нехитрую снедь в виде сырных и колбасных нарезок.
— Я не хочу есть, — бесцветным голосом отказалась от угощения Настя.
— Можешь не есть, — согласился Вовчик. — Но коньяк принять обязана. Как лекарство.