Ледяной поцелуй страха

— Никогда, — ответила Полина и разрыдалась. Ей было стыдно, она пыталась объяснить растерянно замолчавшей собеседнице, что слезы — это ее временный срыв, извиниться, но никак не могла успокоиться и произнести хоть пару слов. Наконец-то ей удалось сказать, что она находится в больнице.

— В какой? — деловито спросила Настя, не уточняя адреса, не спрашивая, что случилось. Полина назвала.

— Хорошо! — ответила Настя и попрощалась.

Она приехала меньше чем через час и привезла с собой солнце. Из огромного пакета, который Настя взгромоздила на тумбочку, на свет появились фрукты, пирожные, купленные во французской кондитерской, и большой конверт.

— Как тут уныло! — сказала гостья, критичным взглядом оглядывая стены. — Я так и знала…

Последней из пакета она извлекла бобину прозрачного скотча.

— Что ты собираешься делать? — удивленно спросила Полина, приподнимаясь на кровати.

— Скрашивать твое печальное пребывание тут, — уверенно ответила гостья и зубами оторвала кусочек липкой ленты. Через десять минут участок стены, который попадал в поле зрения Полины, был украшен различными фотографиями. Залитые солнцем пейзажи, Берлиоз с уморительными выражениями на усатой морде, улыбающаяся Полина во время той фотосессии и сама Настя с камерой в руках, улыбающаяся в зеркало — автопортрет.

— Ну вот, кажется, все. А пирожные съедим вдвоем! Я жуть какая голодная, не успела поужинать.

Они ели пирожные и грызли зеленые яблоки, и Полина спокойно, без слез, а где-то даже с улыбкой, рассказывала новой подруге обо всем, что приключилось с ней, начиная от отказа из издательств и заканчивая подслушанным разговором.

— Книги продолжишь писать, а как сделать твои замечательные истории доступными для читателей, придумаем. Юрьева — отправить далеко и надолго, в Америку, — чеканила уверенно Настя. — С квартиры немедленно съехать, вернуться туда лишь за вещами.

— Куда съехать?

— Ко мне, — припечатала Анастасия. И после недолгих протестов Полина согласилась, правда, на условии, что это лишь до тех пор, пока она не подыщет себе квартиру.

— Да живи сколько хочешь! Я все равно одна, — сказала Настя, и в ее беззаботном голосе впервые прорезалась горечь. — Не считая Берлиоза, конечно.

Юрьев уехал в Америку, пообещав Полине часто писать и при первой же возможности сделать ей вызов. А у нее не нашлось сил сказать ему, что между ними все кончено.

Настя выделила Полине комнату-«студию», которую за те дни, что Полина продолжала находиться в больнице, успела оборудовать в симпатичное жилище.