Леди Удача

Отчаянным движением Кассандра вырвала руку из тисков и отшатнулась, привалившись спиной к дверям. Не в силах сказать ни слова, она распахнула дверь и посторонилась, как бы давая ему дорогу.

На лице Куинна было написано величайшее презрение. Он вытащил из кармана что-то еще.

– Вот письмо, которое Филипп ей написал. Не важно, как оно ко мне попало.

Кассандра попятилась от него, как от ядовитой змеи.

– Не хотите взглянуть? Ладно, я сам вам прочту. «Моя обожаемая Клодия, я немедленно еду к вам. Буду у вас самое позднее завтра к полудню. С любовью, Филипп». Датировано вечером прошедшего понедельника. Вы все еще не хотите убедиться собственными глазами? Я оставлю его здесь, на столе.

– Убирайтесь, – неслышно прошептала Кассандра.

– Разузнайте, что замышляет Уэйд, мисс Мерлин. Это единственное, что вы можете сделать, чтобы хоть как-то оправдать свое никчемное существование. Потом берите деньги и уезжайте из Лондона.

Он проскользнул мимо нее, прошел по коридору и скрылся за парадной дверью.

17.

Дверной молоток в виде головы горгульи [68]. «Удачная находка», – подумала Кассандра, поднимая безобразную голову получеловека-полузверя и отпуская ее, чтобы она ударилась о прибитую к двери бронзовую пластинку. Раздавшийся звук показался ей громким и неприятным. Ни о чем не думая, она закрыла глаза в ожидании. Через минуту дворецкий Уэйда отворил тяжелую дверь.

– Миссис Риордан! Очень рад вас видеть.

Он отступил на шаг, давая ей пройти.

– Мистер Уэйд дома, Мартин?

– Да, сударыня, но сейчас он принимает посетителей. Деловых партнеров, насколько мне известно. Не угодно ли вам подождать в гостиной? Полагаю, они скоро закончат.

Его церемонная учтивость помогла ей немного успокоиться: в конце концов, что с ней может случиться в этой чинной старомодной обстановке?

Кассандра позволила Мартину проводить себя в гостиную, а вскоре он снова появился и подал ей на подносе шерри и бисквиты. Было всего одиннадцать утра, но она с благодарностью отхлебнула шерри. Для храбрости.

Из кабинета Уэйда до нее донеслись возбужденные мужские голоса. Она подошла к дверям и внимательно прислушалась, но слов разобрать не сумела, а подойти поближе не решилась: кабинет находился в дальнем конце коридора, и ее запросто мог заметить любой из проходящих мимо слуг.

Кассандре совсем не хотелось видеть Уэйда, но тем не менее она с нетерпением дожидалась его прихода. Это объяснялось просто: она боялась остаться наедине со своими мыслями. Ей с лихвой хватило прошедшей бессонной ночи. Глаза у нее воспалились и горели от пролитых слез, в голове стоял туман. В сердце поселилась тупая боль. Она прижала к груди кулак, чтобы ее унять, но это не помогло.

Подойдя к окну, Кассандра выглянула на улицу. День стоял хмурый, ненастный, по стеклу скатывались капли дождя. Она машинально прочертила след одной из них пальцем. «Филипп, Филипп! – Этот припев со вчерашнего дня неотступно вертелся у нее в голове. – Зачем ты это сделал? Как ты мог причинить мне такую боль?»

Закрыв лицо руками, она глубоко вздохнула, чтобы удержать подступающие слезы. Если бы только у нее хватило сил его возненавидеть! На этот раз ее унижение было полным, но терзавшая ее боль была куда сильнее обиды. А хуже всего было то, что она не понимала, зачем он так поступил. Что она ему такого сделала, чем заслужила такую жестокость? Как же он, должно быть, ее презирает! Но за что, за что? Прекрасно понимая, что это не сулит ей ничего, кроме новых унижений, Кассандра все же решила непременно задать ему этот вопрос. Когда опасная игра с Уэйдом будет наконец закончена, она вернется и встретится с ним лицом к лицу. Конечно, никакой власти над ним у нее нет, но уйти просто так, ничего не объясняя, она ему не позволит.

Но вот что она делает здесь? «Я здесь, потому что я так хочу», – сказала себе Кассандра, начав нетерпеливо расхаживать от окна к двери и обратно. Только вот правда ли это? Что, если она просто поддалась глупому саморазрушительному порыву, желая по-детски насолить Филиппу? Ей вспомнилось, как несколько месяцев назад в Лэдимире она мечтала совершить геройский поступок, чтобы заслужить его восхищение… нет, чтобы заставить его полюбить себя больше, чем Клодию. Неужели все свелось только к этому дурацкому желанию погеройствовать? Неужели это все?

Нет, это не так. Тогда, несколько месяцев назад, она была ребенком. Сейчас ее уж никак нельзя назвать ребенком. Мысль о встрече с Уэйдом страшила ее, и все же она пришла сюда. Не запрети ей Риордан, она пришла бы раньше, несмотря на опасность. Почему? Потому что верила в важность дела, для которого Куинн ее нанял. К тому же она считала себя связанной данным ему словом и собиралась его сдержать. Теперь, когда она точно знала, что Риордан отрекся от нее, все стало яснее и проще. У нее больше не было никаких привязанностей, ее действия никому не могли повредить или причинить боль. Никто не будет беспокоиться о ней. Выражаясь словами Куинна, она сможет «оправдать свое никчемное существование».