Леди Удача

С наступлением сумерек она появилась в дверях его спальни, со стопкой книжек, подсвечником… и в сопровождении леди Маргарет и Вулфрама. Рейн сумел скрыть свое разочарование под маской любезности. Старуха тут же засуетилась, расставляя кресла и пристраивая поудобнее подсвечник. А когда Чарити принялась читать ему отрывки из своих любимых книг, он и вовсе забыл о присутствии леди Маргарет, которая задремала в кресле, да и о Вулфраме тоже.

Все его внимание было поглощено выражением лица Чарити, ее позой во время чтения. Она становилась умудренной и глубокомысленной, когда попадались отрывки, где толковалось что-либо, эксцентричной в легкомысленных стихах, бесстрастной — в драматических монологах. Она произносила разными голосами реплики персонажей в баснях, и у нее находились оттенки интонаций, по богатству не уступающие палитре самого автора, когда описывался закат или храм в какой-нибудь далекой стране. Как чтица эта девушка оказалась сущим сокровищем, она радовала и глаз, и слух. И когда она отложила книгу, он вгляделся в ее лицо с нескрываемым интересом.

— Поэзия, география, естествознание… вы изучали все эти науки?

Она зарделась, обнаружив, что не может отвести от него глаз.

— Папа… очень любил читать… и ему нравились путешествия. Так как повидать мир своими глазами нам было не по карману, он решил привнести странствия в нашу жизнь… в виде книг. Он обычно называл это «путешествовать, не вставая с кресла». — Улыбка ее померкла на мгновение. — Библиотека — это папина гордость. То есть была. — Она выпрямилась, глаза ее сияли. — Вы сможете сами брать книги, как только встанете на ноги и начнете ходить. Но вероятно, вам книги о путешествиях покажутся скучными. Ведь вы и сами, наверное, объездили немало стран.

— Верно, случалось мне постранствовать. — Он видел, как девушка заставляет себя отбросить печальные мысли, навеянные, как он понимал, воспоминаниями об отце. И меланхолия, которую она стряхнула с себя, частично проникла в его сердце. Он был несколько огорошен тем, как ее настроение может влиять на его собственное. — В основном по Вест-Индии. Бывал я и в обеих Америках. А несколько лет назад совершил большое турне по Европе.

— А не могли бы вы рассказать об этом? — Она сидела теперь на самом краешке кресла, и лицо ее вновь было оживленным. — Про собор Парижской Богоматери, и про венецианские каналы, и про развалины храмов в Греции! Ведь вы все это видели? — Когда он кивнул, она вся растаяла от удовольствия.

Он охотно пошел ей навстречу и принялся рассказывать — сначала в общих словах, а затем все больше вдаваясь в детали. Как контрастировало ее радостное изумление перед чужестранными чудесами, пусть и познанными в опосредованном виде, с его собственным равнодушным отношением к тому европейскому турне! Он понял, что совсем не получил удовольствия от путешествия, которое предпринял лишь ради того, чтобы придать лоску и утонченности своей особе, сточить шероховатости, оставшиеся на память от барбадосской юности. Он угрохал на турне кучу времени и денег. Но каждый собор, статуя, всякий спектакль или красивый вид были для него всего лишь ступенькой лестницы, по которой он карабкался к вершинам светского успеха.

Только сейчас, глядя на свое путешествие глазами Чарити Стэндинг, он понял, как слеп был к тому, что увидел. Чарити, покидая Венецию, никогда бы не стала жаловаться на сырость, а из пребывания в Париже не вынесла бы одни только воспоминания о грязи, побирушках на улицах и борделях. Внезапно он осознал, что существует огромный, неведомый ему мир.

К тому времени, когда Чарити разбудила бабушку и удалилась с нею из спальни, Рейн был во власти совсем иных желаний, которые имели мало общего с изменчивой жаждой плотских утех. Понравилось бы ему путешествовать по миру в обществе этой девушки? Вот что ему хотелось теперь знать. Каково это было бы — сопереживать всем ее волнениям, радостям и даже печалям?

Следующим вечером Чарити снова читала Рейну вслух, а потом с волнением слушала его рассказы, которые становились все красочнее, о путешествии по Европе, о достопримечательностях Лондона, о привычках высшего света. Леди Маргарет, твердо решив не спускать с молодых людей глаз, некоторое время стойко боролась со сном, но вскоре уже дремала в своем кресле.

Чарити обернулась к нему, решив воспользоваться представившейся возможностью;

— А про Барбадос? Вы расскажете мне про Барбадос? Лицо его замерло, вся веселость мгновенно улетучилась.

— Да что там рассказывать. Торчит скала посреди океана… ну и адская жарища, А про Кёльнский собор я тебе рассказывал?

— А там правда пляжи такие белые-белые, будто это не песок, а белый сахар? — гнула свое Чарити, не сводя с него глаз.

Он помолчал мгновение. Она не отстанет, пока он не расскажет ей то, что ей хочется узнать. — Да.

— А вода голубая, как яйцо малиновки? А горы издали кажутся сделанными из зеленого бархата?