— Да. — И когда Кэтрин шумно вздохнула, он добавил: — Это звучит дико, но такое случается. Куинли, например, считает это возможным.
Кэтрин покраснела до корней волос.
— Что ты хочешь этим сказать? Эван смотрел на нее не отрываясь.
— После того как ты уехала в карете, Куинли сообщил мне, что считает твои объяснения не слишком убедительными. По его мнению, ты могла организовать кражу сосуда… потому что у тебя не оказалось той суммы, которую требовал Юстин. И он отказался продавать за ту, которую ему предлагала ты.
— Но я от… — Она успела вовремя захлопнуть рот. Сердце ее билось, как барабан. — Но у меня были эти двести фунтов!
Боже праведный, она едва не выдала себя, признавшись, что отдала лорду Мэнсфилду требуемую сумму. И, значит, виделась с ним. Надо быть более осторожной.
— Куинли успел переговорить кое с кем в городке. Он знал о картине, за которую тебе заплатили сотню фунтов, и размышлял, откуда ты могла набрать другую сотню.
Кэтрин насторожилась:
— Почему же он не спросил меня? Я бы объяснила, что это арендная плата, которую собрала именно на этот случай. — Страх медленно начал разъедать сердце. — Собрала с тех самых арендаторов, которые в первую очередь пострадают, если меня арестуют. О, Эван, если они посадят меня в тюрьму…
— Куинли не посмеет этого сделать, — в голосе Эван на прозвучала такая неколебимая уверенность… словно он зачитывал решение суда. — Я сумел убедить его в том, что у тебя нет этого сосуда. Что ты рассказала мне все до того, как узнала, кто я такой. Мне кажется, я сумел убедить его в твоей непричастности.
Кэтрин отвернулась, уверенная, что сознание вины написано у нее на лице. Если Эван узнает правду про сосуд…
— Зачем ты убеждал мистера Куинли в том, что я не виновата? — шепотом спросила она.
— А разве я мог поступить иначе? — печально ответил Эван. — Когда я приехал сюда и ты так пыталась отделаться от меня, тогда, у озера… я сначала даже укрепился в своих подозрениях. Но боялся задавать тебе вопросы прямо, чтобы ты не ускользнула от меня. Мне пришло в голову сделать вид, будто я… хочу писать книгу…
Она мельком посмотрела на него.
— Чтобы шпионить за мной.
— Так и есть. Не стану отрицать.
Чуть не всхлипнув, Кэтрин попыталась уйти, но Эван взял ее за плечи, удержал на месте и склонился к ее лицу, так что она почувствовала движение губ своей кожей.
— А потом все переменилось. — Голос его окреп. — Чем больше времени я проводил с тобой, тем лучше я тебя узнавал. И у меня уже не оставалось ни малейшего сомнения, что все случившееся не имеет к тебе никакого отношения.
Кэтрин недоверчиво посмотрела на него.
— Тогда почему ты не сказал мне всю правду? Почему продолжал обманывать? — Слезы хлынули у нее из глаз — она больше не могла сдерживать себя. — Из жалости ты продолжал делать вид, будто я интересовала тебя сама по себе… Хотя на самом деле ты просто выведывал нужные тебе сведения.
Эван сжал руками ее плечи.
— Нет, черт побери! Потом именно ты интересовала меня больше всего остального.
Кэтрин словно не слышала его слов.
— И ты вовсе не собирался писать книгу о народных преданиях. Это была всего лишь уловка… с помощью которой ты выведывал мои секреты. И ты скорее всего и в глаза не видел моего эссе. — Все, что она копила в себе, выплеснулось наружу. — За какую же дурочку ты меня принимал, сочиняя, будто пришел пешком… только, чтобы услышать мое мнение…
— Это истинная правда, — запротестовал Эван. — Твое мнение очень много значило для меня. Именно поэтому мне было так трудно признаться во всем. После того как я понял, что ты ни в чем не виновата, меня начали мучить угрызения совести. Тем более что я очень хорошо понимал, как это обидит тебя. И, как видишь, не ошибался. Меньше всего на свете мне хотелось причинить тебе хоть малейшую боль…
Кэтрин отвернула лицо. В его голосе звучала жалость, а это было невыносимо.
— Н-н-е такая уж я слабая. И могла бы выдержать всю тяжесть правды. Ее груз легче, чем любой другой.
— А я и не считал тебя слабой. — В его голосе не было и тени снисходительности. — Все, что я видел, доказывало, насколько отважно ты встречаешь трудности. И поступаешь, как считаешь нужным. Но и самые сильные и храбрые женщины уязвимы. Мне не хотелось заставлять тебя снова переживать боль обиды. И если кто из нас и повел себя трусливо, если кто и проявил слабость, так это я. Потому что боялся: а вдруг после того, как я признаюсь, ты… возненавидишь меня… А я просто не мог бы жить, зная, что бы ненавидишь меня. Так, как ты ненавидишь меня сейчас.
Кэтрин покачала головой:
— Тебе не следовало заходить в своем притворстве так далеко. Не стоило делать вид, что тебя влечет ко мне…