Чем больше аббатиса присматривалась к своей юной родственнице, тем больше недоумевала: зачем ее прислали? В ее лице настоятельница впервые столкнулась с тем, что значит единственное дитя в семье. Дочери Эдгара и Гиты нечего было делать на уроках, где воспитанницы учились читать и зубрили латынь: она так хорошо все это знала, что сама могла бы учить других. Так же мало она нуждалась и в наставлениях по ведению хозяйства – она знала, как варить мыло, сервировать стол и рассаживать гостей на пиру в соответствии с их званием и положением. Она хорошо представляла, как распределять обязанности между челядью, что закупать в городе, а что производить в домашнем хозяйстве. Хорошие манеры и умение поддерживать непринужденную беседу также не составляли для нее трудности, и если девушка откровенно не скучала на уроках, то порой могла дать подсказку даже самим обучавшим будущих леди монахиням. В итоге, когда сестра Иеронима намекнула, что Милдрэд была бы полезна ей при переписывании книг, мать Бенедикта предпочла уступить.
– Только не считай, что так скоро смогла выбиться в любимчики, – строго заметила она Милдрэд.
По личику девушки трудно было понять, о чем она думает. То улыбчивая и приветливая, она могла надолго замкнуться в себе, любила бывать в уединении. Бенедикта считала, что Милдрэд обдумывает предстоящую ей брачную партию – о чем еще размышлять юной леди, почти невесте? И в чем-то она не ошибалась. Милдрэд и впрямь думала о графе Херефорде, но не столько как о человеке, сколько как о политической силе, способной оградить ее от внимания принца Юстаса. Ибо она еще не изжила свой страх перед королевским сыном.
Но был и еще некто, о ком она думала даже чаще, чем о будущем супруге. По ночам, когда, нашептавшись и насмеявшись, девушки успокаивались, она позволяла себе помечтать и вспоминала юношу, встреченного по приезде в Шрусбери. Его звали Артур. Она порой шептала это имя, но никогда не решалась спросить о нем.
Вход в Шрусбери, расположенный в излучине реки Северн, охранял замок Форгейт, от которого на север вела сухопутная дорога. В городе было еще двое ворот, выводивших на мосты через Северн, а также имелась пара-тройка калиток. Одна из таких калиток располагалась на территории женского монастыря, а за ней находился небольшой участок у самой реки, откуда монахини брали воду, стирали и куда в определенное время причаливал ялик рыбака, у которого сестры покупали рыбу. И вот как-то заговорили, что замок в калитке заржавел и все время заедает. Надобно позвать мастера, но так как мужчинам не позволялось вступать в пределы женской обители, это вызвало некоторые осложнения. Правда, в сторожке у ворот обители жил старый солдат-охранник, который ходил, опираясь на суковатую палку, но починка замка ему оказалась не под силу. Но он же и сказал: как явится Артур, пусть поглядит, этот пострел должен разобраться.
Стоявшая неподалеку Милдрэд замерла, услышав это имя. И вечером в дортуаре она все же решилась спросить об Артуре.
– Это любимчик нашей аббатисы! – сразу отозвалась Филиппа де Кандос и засмеялась. За ней засмеялись и остальные, но присутствовавшая тут же сестра-наставница строго поправила:
– Артур – это юноша, в судьбе которого мать настоятельница проявляет живейшее участие.
– Вот-вот, живейшее, – хитро подмигнула Аха и как-то нервно подергала свои тонкие желтые косички. – Она всегда им интересовалась, еще когда этот подкидыш жил в аббатстве на том берегу. Но и тогда мать Бенедикта следила за его обучением, а порой и брала его к себе в воскресные дни.
– Все ты знаешь, Аха, – не то с насмешкой, не то с укоризной произнесла сестра-наставница.
– Но я помню, как он еще мальчишкой служил тут садовником. Я ведь давно в монастыре, – с неким высокомерием вскинула свой длинный носик Аха. – Артур ушел отсюда, когда ему исполнилось четырнадцать и оставаться в женском монастыре стало нельзя.
– А что за имя – Артур? – поинтересовалась Милдрэд.
– Это древнее британское имя, – пояснила Филиппа. – Так звали некоего древнего короля бриттов, который сражался с саксами, завоевывавшими эту страну.
Милдрэд слушала и грезила с открытыми глазами. У него, оказывается, королевское имя! Но она заставила себя опомниться: всего-то подкидыш, человек без роду, без племени, каких порой нищенки подбрасывают под ворота монастырей, в надежде, что там их подберут христолюбивые монахи.
Той ночью Милдрэд приказала себе не думать больше об Артуре. Ей стоит думать только о Роджере Фиц Миле, графе Херефордском, который однажды станет ее мужем.