Я икнул. И вспомнил безалаберную юность. Элка всегда попадала в «яблочко». Была! Именно в семнадцать, именно учительница, и именно на десять лет старше. Она преподавала у нас информатику и как-то после уроков попросила меня… чёрт знает, что она попросила, я точно не помню, но я оказался у неё дома. Мы вроде всё время говорили об информатике, но каким-то невероятным образом во время беседы я успел стянуть с неё блузку и то, что я обнаружил под ней, меня потрясло. Дальше информатика потеряла всякий смысл, потому что учительница не только не сопротивлялась, но и сама быстренько сняла юбку.
Кровать оказалась скрипучей. Экстаз недолгим. А в душе не было холодной воды. Кое-как ополоснувшись кипятком, я умчался со смутным тягостным ощущением, что изнасиловал собственную родительницу. Бр-р-р.
Имею ли я право осуждать Викторину и Ганса?
Пожалуй, что нет.
– Тогда водки мне за счёт заведения! – крикнул я. – У меня стресс, стресс, и ещё… один стресс.
– Гарсон! Водки ему! – Элка щёлкнула пальцами над головой.
Это было невероятно, но парень в грязном переднике мигом притащил запотевший графин и ни словом не обмолвился об оплате. Когда водки в графине осталось на дне, мир показался добрее и лучше.
– Нужно перекантоваться тут до утра, – как сквозь вату услышал я голос Элки, – а когда рассветёт, двинуть в Барнаул, а там – в аэропорт, ждать Мальцева с деньгами.
– Элка, – пробормотал я, глядя как она курит, закинув ноги на стол, – а пошли тоже в сирень! Там сыро, темно, там соловьи поют и зверствует мошкара, там можно заниматься любовью, забыв про весь белый свет, там… Пойдём, вытурим оттуда этого малолетнего мачо и недоделанную школьную порнозвезду и сами займём вакантное место…
– Ты пьяный, – сказала Элка, смеясь и щурясь сквозь дым, – наконец-то ты пьяный и незанудный. Невозможно жить с человеком, который постоянно думает о том, какой пример он подаёт детям. Когда ты перестаёшь думать об этом, я согласна с тобой даже в кусты, соловьёв слушать и кормить мошкару…
Её слова прервал лай. В зал ворвался Рон, он начал бегать вокруг стола и громко брехать.
Я уже говорил, что наш кавказец и рта не раскроет, если нет реальной угрозы хозяевам.
– Собакин, ты чего? – удивлённо спросила собаку Элка.
Рон продолжал носиться и брехать, как дворовая шавка.
– По-моему, он нас куда-то зовёт, – сказал я и встал.
Пол под ногами ходил ходуном. Наверное, зря я всё-таки, выпил. Как бы опять не пришлось подключать силу, волю и интеллект.
Далее события стали происходить с калейдоскопической быстротой.
В кафе ввалилась весёлая компания парней самой живописной наружности. Волосы у них были выкрашены во все цвета радуги, в ушах, губах, носах и на шеях висели какие-то невероятные побрякушки, а татуировок было так много, что у меня зарябило в глазах, и я усомнился в реальности этой картинки, подумав о пьяных галлюцинациях. Но парни заполонили зал, начали галдеть и звать официанта. На мой нетрезвый взгляд всё это смахивало на сцену из какого-нибудь второсортного американского триллерка.
Рон перестал лаять, залез под стол и жалобно заскулил.
Нужно было делать какие-то выводы, но я не знал – какие. Элка не спешила мне помогать. Она так и сидела, словно заправский ковбой – с ногами на столе, рассматривала свою обувь и курила. Герман храпел. Наверное, ему снилась война, потому что время от времени он прерывал храп и говорил громко: «Пых! Пых!»
В зал зашёл официант.
– А ваши ребята уехали покататься, – радостно сообщил он нам. – Выгнали из автобуса собаку и стартанули так, что пыль из-под колёс полетела.
– Что?! – заорали мы в один голос с Бедой и одновременно вскочили на ноги.
– Огонь, батарея!!! – заорал Обморок, подняв голову, но тут же уронил её на руки и опять захрапел.
Неформалы затихли, прислушиваясь к тому, что происходит в зале.
– Что значит, уехали покататься? – уже спокойнее спросил я парня, который успел мне надоесть плохими известиями.
– То и значит, что ваша дамочка и чернявый пацан залезли в автобус, выгнали собаку, а через некоторое время автобус сорвался с места… – пробормотал парень, видимо, понимая, что принёс не очень хорошую новость.
– Ни Гаспарян, ни Лаптева не умеют водить машину, – сказала Беда, развернулась и побежала на улицу. Рон помчался за ней. Я сделал всё возможное, чтобы не отстать, хотя ноги меня почти не слушались.
На парковке автобуса не было. Вместо него стоял красный «Вранглер» с открытым верхом, на котором, вероятно, приехали разноцветные ребята, и раздолбанный, старый мотоцикл.
Беда остановилась так резко, что я с разбега налетел на неё.
– Чёрт! – сказала она, оглядываясь. – Они не могли сами уехать! Не могли!!
Я хотел сказать ей, что если уж Викторина способна целоваться в кустах с несовершеннолетним лицом кавказской национальности, то укатить на «скул басе», чтобы просто покататься, ей не фиг делать. Но Элка уже сидела за рулём «Вранглера» и делала какие-то манипуляции, чтобы джип завёлся.
Я прыгнул в салон. Рон скакнул за мной. «Вранглер» взревел движком, и мы совались с места.