— В таком случае почему я должен позволять принимать это зелье жене?
— Это лекарство помогает женщинам завести младенца и еще во многих случаях, о которых я не могу знать, — сказал мальчик, глядя с вызовом на Мэри, которая смотрела на него сердито, поджав губы. — Ну извините, — миролюбиво проговорил он. — О том, как это зелье влияет на мужскую силу, я вообще молчу.
— Ах ты, дерзкий болтун! Я пожалуюсь на тебя, — пригрозила Мэри вслед убегающему мальчишке. — Тебе платят не за то, чтобы ты трепал языком и раздавал рекомендации направо и налево.
Себастьян протянул склянку Мэри:
— Я опаздываю. Передайте это жене. Если, конечно, это средство не повредит ее здоровью.
— Хорошо, милорд.
— В таком случае спасибо.
— Оно с каждым разом все хуже на вкус, — поморщившись, сказала Элинор и протянула Мэри ложку.
— Доктор Уэнт — лучший аптекарь в городе, — заметила та, ставя пузырек со снадобьем в буфет.
— Ты думаешь, это лекарство поможет? — спросила Элинор.
Горничная, которая уже собралась уходить, задержалась у двери.
— Мне помогло, — с улыбкой сказала она. — Вот только…
— Ты целых два месяца ничего не говорила о Гарольде. Знаю, у тебя сердце не на месте, но, может, он встал на путь исправления?
Прошлой весной единственный сын Мэри, Гарольд, написал матери письмо и попросил денег, заявив, что хот чет приобрести небольшую лавку. Через несколько недель пришло письмо от брата Мэри, где он сообщал, что юноша угнал экипаж, а о какой-то покупке и разговора не было.
— Сколько сейчас лет твоему сыну?
— Двадцать два.
— Дай ему время. Может быть, он просто хотел похвастаться перед друзьями.
— У него нет друзей, — сказала Мэри. — По крайней мере среди приличных людей.
Одни раны время лечит, а другие превращает в нарыв.
— А что, если пригласить его к нам в гости? Мы сможем найти ему постоянную работу в доме.
Мэри покачала головой:
— Нет, в деревне ему будет лучше. Для таких юношей, как он, в городе слишком много соблазнов.
— Если он хоть в чем-то похож на тебя, я уверена, что хорошего в нем больше, чем плохого.
— Я тоже всегда на это надеялась, но, как видно, он уродился в отца. Тот, бывало, тоже нашкодит — и бросается в бега.
Элинор кивнула, сделав вид, что понимает служанку. Неужели можно потерять веру в собственного сына?
— Сама не знаю, как это случилось, — всхлипнула Мэри и отвернулась, чтобы хозяйка не увидела, что она плачет. — После свадьбы его отец очень сильно изменился, превратился совсем в другого человека. А когда наш сын вырос, то стал точно таким же, как его папаша… Если бы я знала, что так получится, я бы никогда…
Никогда не вышла замуж? Никогда не завела ребенка, который теперь приносит ей столько горя?
— Твой сын может еще измениться, — попыталась успокоить ее Элинор.
Мэри сквозь слезы посмотрела на нее:
— Надеюсь. Но он успел наломать столько дров… А сделанного не воротишь.
— Неужели все настолько плохо?
Горничная молчала. Видимо, ее сын не единожды преступал закон.
Она торопливо вытерла глаза.
— Не забывайте принимать лекарство, миледи.
Элинор кивнула. Она подумала про себя, что материнский инстинкт сильнее инстинкта самосохранения и страха перед судьбой.
По дороге в порт, где Себастьян должен был встретиться с лондонским связным, он вспоминал разговор с Элинор. Представляя жену в костюме горничной, Себастьян дал волю воображению. И, только увидев в каюте яхты лорда Хита Боскасла, он вернулся с небес на землю. Вот это сюрприз!
Так вот кто будет его связным в Лондоне! Они с кузеном не виделись с детства.
Тот вырос и стал офицером с обостренным чувством долга, которого все уважали и считали примером для подражания. Он был начальником разведки и мастером по дешифровке секретных сообщений.
Когда Себастьян обнимал своего двоюродного брата, он словно снова вернулся в детство.
— Сколько лет, сколько зим, — рассмеявшись, сказал он кузену.
Хит ответил сердечным рукопожатием.
— Просто не верится, что это ты!
Себастьян, как и его родные братья, встречался со своими кузенами на днях рождения и прочих праздниках. Иногда их родственники приезжали в Лондон погостить. Во время этих визитов между ними нередко происходили стычки, но перед отъездом они каждый раз мирились и расставались друзьями.
С годами отношения стали не такими теплыми. А после смерти отца Себастьяна его ветвь Боскаслов разорвала отношения с лондонскими родственниками. И это на самом деле было очень печально.
— Я рад снова видеть тебя, Хит.
— Я тоже.
Хит уселся лицом к двери — как раз на то место, которое обычно занимал Себастьян. Хотя его кузен старался держаться непринужденно, Себастьян заметил, что Хит, как и раньше, общаясь с людьми, держит определенную дистанцию, все время оставаясь настороже.
Помолчав, кузен полез в карман пиджака и достал оттуда два письма, перевязанные алой ленточкой.
— Теперь это принадлежит тебе, — с улыбкой сказал он, — С любезного согласия некоей доброжелательницы, которая передала мне эти письма со словами, что будет рада, если они могут кому-то пригодиться.