Вечер следующего дня. Мы идем по Крещатику, не похожему на себя: кругом стоят палатки. Принесли все, что могли: лекарства, хлеб, чай, кофе, еще что-то, что подоставали из холодильника… Бедно одетые бабушки разливают из термосов чай, раздают суп и кашу. Несколько мужчин, возвращаясь с работы, раздают ребятам сигареты и деньги… Мы мерзнем, бегаем от Администрации президента к Майдану, от Майдана к Верховной раде, греемся в переходах чаем, переписываем списки необходимых вещей, перезваниваемся со знакомыми: “Где вы? У вас все спокойно? Держитесь!”
Людей невероятно много, и это вызывает какой-то удивительный подъем, многие прохожие улыбаются в ответ. И вдруг ощущаешь, что ты просто счастлив быть именно ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС…
Вдруг звучит объявление, что со стороны вокзала в направлении Крещатика идут танки… Я звоню домой, где с маленьким сыном сидит нянька: “Как вы там, дайте ему трубку”, – и горячо начинаю ему почти кричать что-то очень для меня важное и – вдруг? – последнее… У нашей няни есть все телефоны, куда надо будет звонить, если мы не вернемся. Она умоляет нас быть осторожными и убегать оттуда, где будет бойня. Мы понимаем, что она ужасно за нас волнуется, волнуются наши родители и знакомые.
Но одновременно они так за нас горды!..
Предприятие моего мужа бастует, все идут на Майдан. Он с утра тоже будет там. “Андрей, а если начнется война, ты пойдешь драться?” – спрашиваю, а у самой перехватывает дух. “Пойду. Когда вырастет наш малыш, он спросит меня: а где ты был в те дни, когда надо было защищать свой выбор? Что я ему скажу, если останусь дома?”»
На другой день Татьяна сидит с малышом, Андрей уходит на Майдан.