– Потому что он прислал ей такое. Она ненавидит такие нарочитые демонстрации. Если бы он хоть что-то знал о моей маме, то понял бы, что ей приятнее получить единственный цветок.
Эндрю отметил для себя эти полезные сведения. Поборов чувство вины, что выпытывает у Спенсера домашние секреты, он спросил:
– А что еще любит твоя мама?
Спенсер нахмурился, обдумывая ответ со всей серьезностью.
– Девчоночьи вещи.
– Девчоночьи?
– Ну да. Знаете, всякие наряды, ленты, цветы, но только все простое, а не такое чудовище. – И он снова кивнул на огромный букет в вазе.
Да-а-а... Тут ничего полезного узнать не удалось.
– А что еще? Наверное, драгоценности? Спенсер покачал головой.
– Нет. Во всяком случае, я думаю, что не очень. Она редко их надевает. Мама любит животных, любит гулять в саду, ухаживать за цветами, любит принимать целебные ванны, а еще любит клубнику. Очень любит. – Он засунул вторую половину пирога себе в рот и ухмыльнулся: – Я тоже.
Эндрю улыбнулся в ответ.
– А я – третий. – И он наклонился к блюду, взял пирог и съел его почти с таким же удовольствием, как и Спенсер. Мальчик весело рассмеялся.
– А я доволен, что герцог не знает, как угодить маме, – проговорил Спенсер, и лицо его стало серьезным. – И все остальные джентльмены, которые ищут ее расположения, тоже. Ей они не нужны. Нам они не нужны. – Его взгляд опустился на увечную ногу, губы сжались плотнее. Когда мальчик снова поднял глаза, у Эндрю заныло сердце. Он прочитал в детском взгляде тысячи прежних обид, которые пришлось перенести Спенсеру. – Хотел бы я заставить их забрать все эти цветы, приглашения и подарки и оставить маму в покое! – с жаром воскликнул Спенсер, но голос его немного дрогнул. – Хотел бы я быть сильным, уметь драться, как вы. Тогда бы они оставили ее в покое.
– Я сражался с джентльменами на ринге, – мягко возразил Эндрю. – У меня нет привычки лупить герцогов кулаком по носу, даже если они посылают такие ужасные цветочные композиции. Хотя в этом случае я бы мог изменить свои привычки.
Но Спенсер не улыбнулся в ответ, как рассчитывал Эндрю.
– Дядя Филипп говорил, что вы еще и отличный фехтовальщик.
– Приличный.
– А правда, что вы всегда его побеждаете? Ведь дядя Филипп он настоящий мастер. – Эндрю не успел ничего на это сказать, как Спенсер с жаром спросил: – Кто научил вас кулачному бою?
– Кое-что мне показал отец, после того как однажды я вернулся домой с разбитым носом, распухшими губами и двумя синяками под глазами. И боюсь, что остальное пришлось осваивать на собственном горьком опыте.
У Спенсера отвалилась челюсть.
– Вас кто-нибудь стукнул?
– Стукнул – это очень мягкое выражение для той трепки, которую я получил.
– Кто мог сделать такое? И почему? Разве они вас не боялись?
Эндрю расхохотался.
– Вот уж нет. Мне тогда было всего девять лет. Был я тощий, как воробей. Шел себе домой после успешной рыбалки на озере. Тут на меня налетели двое местных ребят. Оба были примерно моих лет, но не такие худые. Сначала дали мне в глаз, а потом отняли рыбу.
–Думаю, сейчас бы они не решились, – заметил Спенсер.
– Сейчас я устроил бы им представление получше, чем тогда, – согласился Эндрю.
– А потом они на вас нападали?
– О да. Поджидали меня каждую неделю на том же самом месте, по дороге с озера к дому. Я стал ходить другим путем, но они быстро поняли, что к чему. Они отравляли мне жизнь несколько месяцев. – На Эндрю нахлынули воспоминания. Он будто бы снова почувствовал стыд перед отцом за то, что являлся без рыбы, и ощутил унижение, что расплакался перед своими мучителями, хотя изо всех сил пытался сдержаться. Спокойный, проницательный взгляд отца, его слова: «Сколько еще ты будешь позволять этим щенкам лупить тебя и отбирать наш обед?» – с прежней болью отозвались в его сердце.
– А что случилось потом?
Эндрю вздохнул, и воспоминания моментально рассеялись, словно унесенные легким бризом.
– Я научился драться, научился себя защищать и расквасил им носы. Хватило одного раза.
Спенсер плотно сжал губы.
– Могу спорить, отец гордился вами, когда вы сумели справиться с этими негодяями, – в его словах слышалась печаль.
В словах мальчика явно слышалась боль. Сердце Эндрю наполнилось состраданием к этому мальчику, чьи душевные раны были очень глубоки. Несмотря на всю материнскую любовь леди Кэтрин, он все еще жаждал любви отца, хотел, чтобы его принимали таким, какой он есть.
– Да, мой отец гордился, – негромко произнес Эндрю, стараясь преодолеть спазм в горле и не желая давать волю чувствам. – И был очень доволен, что рыба больше не пропадает.
– Почему отец не ходил с вами на озеро, чтобы мальчишки на вас не нападали?
– Я сам себя об этом спрашивал. И его тоже. Я навсегда запомнил его слова. Он сказал мне: «Сынок, мужчина никому не позволяет драться вместо него. Если за твое достоинство должен драться кто-то еще, то оно вовсе не твое». – Эндрю улыбнулся. – Мой отец был очень мудрым человеком.
– Был? Эндрю кивнул.
– Он умер, когда мне исполнилось шестнадцать.
Лицо Спенсера подернулось печалью. Он-то понимал, что значит потерять отца.
– Вы часто... думаете о нем?