Леди и разбойник

Потрясение было столь велико, что вначале Пэнси ощущала себя как в тумане, и разум отказывался понимать происходящее. Ею овладело паническое чувство безысходности, и она чуть не бросилась к дверце кареты, собираясь выпрыгнуть на ходу. Но потом усилием воли взяла себя в руки – ничего она этим не добьется, а только еще раз унизится перед гнусным человеком. Разве Рудольф не доказал, что ее девичья хрупкость может быть раздавлена в один момент! Схватив ее, целуя влажными горячими губами, он наслаждался властью над ней, и не страсть им владела, а месть, накопившейся обиды, за намеки и оскорбительные выпады против него, по сути нищего и во всех отношениях униженного человека. Рудольф не отличался тонкостью натуры, и ход его мыслей нетрудно было угадать. Поставив цель, он добивался ее всеми доступными средствами. Сейчас Рудольф ощущал себя победителем, и вся мелочность его натуры проявилась отвратительнейшим образом. Он будет мстить жестоко и грубо, унижая более слабого и беззащитного. Если даже Пэнси и привлекает его как женщина, овладев ею, он будет ненавидеть ее. Да-да, именно ненавидеть! Такие люди, как Рудольф, не выносят тех, у кого есть то, о чем они только сокровенно мечтают. Он тянулся к Пэнси ради денег и вместе с тем ненавидел ее из-за них. Ему хотелось показать власть, и вот теперь, растоптав ее гордость, он торжествовал. Рудольф видел в Пэнси представительницу рода Вайнов, гордую и независимую, и не мог смириться с тем, что у него, тоже Вайна, этих качеств не было и в помине. Даже овладев девушкой, он бы терзался, что она гораздо умнее его, а душа Пэнси сильнее его собственной во сто крат, – и никакими силами этого не изменить! Чаще всего именно напыщенные пустые болтуны любят демонстрировать физическое превосходство. Так что в поведении Рудольфа не было ничего неожиданного. В нарочито беззаботной позе, вытянувшись на сиденье рядом с Пэнси, он начал предаваться воспоминаниям, рассказывая о своих любовных победах, о том, какие женщины его любили, как сами добивались его расположения, с радостью сдаваясь без боя, наслаждаясь чувственным пленом.

– И вы, дорогая, ничем от них не отличаетесь, – заявил он. – Правда, вы еще сопротивляетесь, однако пройдет совсем немного времени, и вы будете искать близости со мной. Все девицы до поры до времени тешат себя глупыми иллюзиями в отношении мужчин, – продолжал он.

Голос был хриплый и грубый, и Пэнси лишний раз убедилась, какой незаурядный актер обнаружился в нем. Разве можно было предположить, что под маской светского угодника, умело играющего словами, скрывался человек низменных страстей?

– Вы очень скоро позабудете Люция, уверяю вас, и в моих объятиях узнаете иные радости жизни. Вы и сейчас привлекательны, но после того как я поработаю над вами, станете просто неотразимой. В любой девственнице всегда чего-то не хватает, а вы, став женщиной, расцветете как майская роза, мужчины будут столбенеть при виде вас. Я не буду к вам строг, обещаю вам, но и вы научитесь смотреть сквозь пальцы на мои шалости. Я не из тех, кто сам пользуется радостями жизни, а другим не разрешает. Напротив! Когда вернемся из Стейверли во дворец, может быть, сам король не обойдет вас вниманием, а уж тогда мы сумеем извлечь из этого выгоду. Я торжественно обещаю не сбежать во Францию, как этот придурок Роджер Кастлмэн, оставив вас одну с подарками и украшениями. Я всегда буду рядом, можете не сомневаться, потому что все ваше – оно и мое. – Рудольф удовлетворенно хмыкнул и, протянув руку, похлопал Пэнси по ноге. – Веселей, моя девочка! У тебя будет превосходный муженек! Можешь не сомневаться.

– Я не собираюсь выходить за вас, – произнесла Пэнси, сжав губы, и в ту же секунду поняла, что ее слова для него ничего не значат.

– У вас нет выбора, дорогая моя, – сказал он твердо. – И вы знаете это так же хорошо, как и я. Давайте постараемся побыстрее завершить наше дельце, чтобы к полудню возвратиться в Лондон, – нужно успеть заехать в ваш банк до закрытия, взять там немножко денежек, чтобы расплатиться за экипаж. – Рудольф весело рассмеялся, словно очень удачно пошутил. Потом добавил с совершенно обезоруживающей откровенностью: – Я, конечно, тот еще пройдоха, но кому от этого хуже? Во всех отношениях я буду таким мужем, какого вам поискать!