Но достаток – это прежде всего субъективное ощущение, и «никогда нельзя иметь ни завершенного удовлетворения, ни определения потребности» – я недаром написала выше математические переменные. В результате складывается такая ситуация: достичь реального равенства в обществе нельзя, иерархия и конкуренция сохраняются, но можно добиться формальных показателей достатка, тем самым повысив свой статус. Всякий человек, приобретая товары и услуги, способен играть в имитацию счастья высшей пробы, иллюзорным образом сокращая дистанцию между собой и представителями высшего класса. Люди ничего не потребляют «в одиночестве», потребление – это разновидность общения, способ показать себе и окружающим, что у тебя все отлично, коль скоро ты пользуешься чем-то качественным и эксклюзивным. По этой логике тот, кто живет на «золотой миле» и ест в дорогих ресторанах, несомненно, счастливее того, кто обитает в спальном районе Москвы и питается в KFC. При этом любой москвич все равно счастливее типичного жителя провинции. А те из вас, кто пользуется социальной сетью Instagram, прекрасно знают, сколько существует методов (и платных сервисов из серии «понты в аренду») создания картины счастливой жизни.
Книга Бодрийяра – большое исследование со множеством выводов. Я отмечу лишь два из них. Первый состоит в том, что общество потребления умножает потребности до бесконечности: стоит человеку удовлетворить одни – и он обнаруживает, что для него уже придумали другие. «Ни один продукт не имеет шанса стать широко распространенным, ни одна потребность не имеет шанса быть удовлетворенной в массовом порядке, если только они не были уже частью высшей модели и не были там заменены каким-нибудь другим благом или различительной потребностью – так, чтобы дистанция была сохранена». Культивируемое рынком и политической системой стремление постоянно взращивать количественные показатели «счастья» истощает людские ресурсы и приводит к ощущению постоянной неудовлетворенности. Что-то из разряда «на дворе уже январь, а я все еще хожу с прошлогодним телефоном, не взять ли в кредит новый».
Второй вывод: люди начинают потреблять себя и друг друга так же, как товары и услуги. «Как ребенок становится волком в результате жизни вместе с хищниками, так и мы сами постепенно становимся функциональными», – пишет Бодрийяр. На многочисленных примерах из сферы рекламы он показывает, что, например, состояние тела человека начинает функционировать как показатель его социального положения. Здоровье уже не только и не столько то, что необходимо для выживания, сколько для обозначения статуса. Женщине в обществе потребления следует вкладываться в создание совершенного тела и поддержание молодости, поскольку красота «представляет собой форму капитала» и позволяет быть объектом мужской конкуренции. Мужчина, осуществляющий выбор женщины, тоже предельно функциональное существо. Так, недавно друзья прислали мне забавное видео: журналистка спрашивает девушек на улицах Москвы, сколько должен зарабатывать их молодой человек. Безусловно, вопрос является провокационным (из серии «перестала ли ты пить коньяк по утрам»). Но все же ответы девушек вызывают странное ощущение: самый скромный был «от 100 тысяч в месяц», а две или три респондентки назвали десятикратно большую зарплату как необходимое условие для будущего избранника. Героиням видеоролика не задают вопрос «зачем?», однако ответ на него напрашивается сам – чтобы женщина получила посредством своего мужчины доступ к более престижному потреблению и, соответственно, к большему «счастью».
Вопрос об альтернативном общественном порядке – это, с одной стороны, вопрос политического регулирования. Мне не хотелось бы углубляться в политику на этих страницах. С другой стороны, в послесловии к своей книге Бодрийяр с деликатной иронией отмечает, что критики общества потребления в действительности не являются ему оппозицией: «Как средневековое общество уравновешивалось, опираясь на Бога и Дьявола, так наше общество получает равновесие от потребления и от его разоблачения». Я с ним согласна.
Но сейчас мне хотелось бы вернуть читателя к словам императрицы Александры, которые я уже приводила: «Две жизни связаны вместе в такой тесный союз, что это больше уже не две жизни, а одна». Семья, в которой присутствует любовь, – это пространство, где нет потребления. Безусловно, в семье человек также функционален, однако эта функциональность определена не в эгоистической, а в альтруистической перспективе. Люди, посвятившие себя друг другу, не нуждаются в том, чтобы доказывать друг другу свою состоятельность, поскольку между ними достигнуто подлинное, а не формальное равенство – тождество потребностей и интересов. И, как я искренне полагаю, по этой причине в семейной жизни возможно счастье несколько иного рода, нежели потребительское «головокружение от действительности», о котором упоминает французский мыслитель.