Леденцовые туфельки

В общем, это была самая большая ложь в моей жизни. Но мне пришлось произнести эти слова. Ру должен уйти. Хотя бы ради моего душевного спокойствия, хотя бы ради Анук и Розетт. Они обе были наверху, у Зози, когда я вернулась; Анук трещала вовсю, рассказывая о каком-то школьном происшествии. В кои-то веки я была даже рада, что моего прихода никто не заметил, что я наконец осталась одна. Я прошла к себе в комнату и с полчаса просто сидела, заодно раскинув материны карты, чтобы немного успокоить взвинченные нервы.

Маг. Башня. Повешенный. Шут.

Смерть. Влюбленные. Перемена.

Перемена. На этой карте изображено колесо, оно вращается безостановочно и безжалостно; папы римские и жалкие нищие, короли и простолюдины отчаянно цепляются за его спицы, но удержаться не могут. Даже на этом примитивном рисунке можно было различить, какие разные у них лица — я видела эти разверстые в крике рты, эти самодовольные улыбки, сменяющиеся воплями ужаса, когда колесо катится дальше, оставляя всех этих людей позади...

Я взяла в руки карту «Влюбленные». На ней Адам и Ева, обнаженные, рука в руке. Волосы у Евы черные. У Адама — рыжие. Ну, тут-то никакой загадки нет — просто карты печатают, используя только три цвета: желтый, красный и черный, которые — плюс белый фон — и составляют цвета четырех основных ветров...

Зачем я опять вытащила эти карты?

Какую весть они таят от меня?

В шесть позвонил Тьерри и пригласил меня на свидание. Я сказала, что у меня мигрень, что к этому времени стало уже почти правдой, — голова ныла, как больной зуб, и любая мысль о еде делала боль еще сильнее. Я пообещала Тьерри непременно встретиться с ним завтра и постаралась выбросить Ру из головы. Но стоило мне лечь в постель и попытаться уснуть, как я снова ощутила прикосновение его губ к моему лицу, а тут еще и Розетт проснулась и заплакала, и я услышала в ее голосе знакомые интонации, увидела его тень в ее серо-зеленых глазах...

ГЛАВА 5

14 декабря, пятница

До Рождества всего десять дней. Десять дней до нашего большого праздника, но, как назло, оказалось весьма сложно сделать то, что мне представлялось совсем простым.

Во-первых, Тьерри. Во-вторых, Ру.

Ну и путаница, скажу я вам!

После той воскресной беседы с Зози я все решала, как лучше поступить. Сперва мне очень хотелось пойти прямиком к Ру и все ему выложить, но Зози говорит, что это было бы ошибкой.

В какой-нибудь сказке все решилось бы само собой. Рассказываешь Ру, что он отец Розетт, избавляешься от Тьерри, и все становится как было; а потом все собираются на пир по случаю Рождества и вовсю празднуют. Конец. И всем сестрам по серьгам.

А в настоящей жизни так просто не бывает. В настоящей жизни, по словам Зози, некоторые мужчины даже слышать не желают о своем отцовстве. Особенно когда ребенок такой, как Розетт. Что, если и Ру не сумеет с этим справиться? Что, если он будет ее стыдиться?

Почти всю прошлую ночь я провалялась без сна. Встретив на кладбище Ру, я сразу подумала: «А что, если Зози права и он действительно не хочет нас видеть?» Но с другой стороны, зачем он тогда продолжает вкалывать у Тьерри в квартире? Знает он или нет? Я все думала, думала над этим, но так ничего и не придумала. А потому решила сегодня сходить на улицу Святого Креста и повидаться с ним.

Я подошла к тому дому, где находится квартира Тьерри, примерно в половине четвертого; я была страшно напряжена и с трудом сдерживала внутреннюю дрожь. С последнего урока я сбежала — собственно, у нас в это время самостоятельные занятия, так что, если кто-нибудь спросит, почему меня не было, я просто скажу, что ходила в библиотеку. Жан-Лу, конечно, заметил бы мой уход, но его сегодня опять не было в школе, он снова заболел, и я, начертав у себя на руке знак Обезьяны, ускользнула никем не замеченная.

Я доехала на автобусе до площади Клиши и оттуда пешком добралась до улицы Святого Креста; это широкая тихая улица с видом на кладбище. По одну ее сторону выстроились, точно огромные свадебные торты, большие старинные дома, украшенные лепниной, а по другую тянется высокая кирпичная ограда кладбища, словно отсекая эту улицу от остального мира.

Квартира Тьерри на верхнем этаже. На самом-то деле ему принадлежит весь этот дом — два этажа и огромная квартира в полуподвале. Такой гигантской квартиры, как у него, я вообще ни разу в жизни не видела, но Тьерри вовсе не считает ее большой и жалуется, что комнаты маловаты.

Возле дома не было ни души. Снаружи с одной стороны высились строительные леса, а пол в подъезде был застелен полиэтиленовой пленкой. На лесах сидел какой-то человек в каске и курил, но я сразу поняла, что это не Ру.