«Я столько никогда не съем!» – подумала Марина, но не заметила, как съела. Картофель пропитался соком мяса, стал мягким и рассыпчатым. Во рту он просто таял. Ну, очень вкусно!
– Дижестив! – сказал Несвицкий и вновь наполнил рюмки. – В Западной Европе живут неправильные люди, и пьют они после еды – для лучшего пищеварения. Чего с них, варваров, возьмешь? Но что-то в этом есть.
– Вы бывали в Западной Европе? – спросила у него Марина.
– Доводилось.
– Говорите на иностранных языках?
– Французский, английский и немецкий – в совершенстве. На испанском и итальянском объясняюсь и могу читать, но письменностью не владею. Грамматика у них довольно сложная.
«Ничего себе! – подумала Марина. – У меня английский, как анкетах пишут, со словарем. Латинский не считается – на нем никто не говорит»,
– Вы хорошо готовите, – сказала вслух.
– Когда один живешь – и не тому научишься, – пожал плечами Николай.
«Он не из родовых, – подумала Марина. – Или изгой».
– Скажите, Николай Михайлович, – спросила, отхлебнув из рюмки. – Зачем вы это все устроили? – она кивнула на тарелки. – Ужин приготовили, купили дорогих деликатесов? На рынке все недешево.
– Хотел к вам подлизаться, – улыбнулся Николай.
– Для чего?
– Меня вам навязали в постояльцы. Не думаю, что вы охотно согласились. Так что постарался смягчить вам огорчение.
– Я не огорчилась, – качнула головой Марина. – Просто… Как вам сказать… После смерти мужа в этом доме не было мужчин. Я привыкла жить одна. А теперь не знаю…
Она внезапно всхлипнула и зарыдала.
– Марина Авенировна!..
Спустя минуту она пришла в себя и обнаружила, что сидит, уткнувшись лицом в грудь мужчины и плачет, тот гладит ее по голове и шепчет что-то успокаивающее. Марина отстранилась.
– Извините! Не следовало мне сегодня пить, – она вздохнула. – Расклеилась и вспомнила Сережу.
– Вы часто плачете о нем? – спросил Несвицкий.
– Почти что каждый день.
– Это очень плохо.
– Почему? – обиделась Марина.
– Не даете душе его уйти в чертоги Господа. Ваш Сергей давно бы был в раю, но вы не отпускаете его и держите возле себя. Нехорошо.
– Откуда знаете, что Сергея ждут в раю? – насупилась Марина.
– А где ж еще? Мне сказали, что он погиб во время операции, спасая человека. Это так?
Марина подтвердила.
– Евангелие помните? Нет больше той любви, аще кто положит душу за друзей своих. Таких, как он, церковь почитает мучениками, которые, минуя мытарства, идут прямой дорогой в рай. А вы ему не позволяете.
– Уверены?
– Священник объяснил мне, когда жену похоронил.
– У вас была жена?
– Да, – он замялся, но потом кивнул. – Я гораздо старше, чем выгляжу, Марина Авенировна.
– Насколько?
– Не могу сказать. Утратил память, вернее, часть ее в результате асфиксии. В бою засыпало землей. Чего-то помню, а чего и нет. Но уверен, что мне не восемнадцать лет.
«В этом нет сомнения, – подумала Марина. – В восемнадцать так не говорят».
– Жена погибла под обстрелом?
– Умерла от рака.
– Но вы же волхв! И не могли спасти?
– Увы. Хотя и сделал все, что мог.
– Ах, да! – она кивнула. – Корпускулы здоровья не убивают раковую опухоль, наоборот, ускорят рост новообразований. Проверено. Вот при ранениях… Что мне делать, Николай Михайлович? Как отпустить Сергея?
Он задумался.
– Вам завтра в госпиталь? – спросил.
– Нет. Мне дали выходной. Динамика у деток положительная – ваш раствор помог, и главный врач сказал, что справятся и без меня.
– Тогда с утра пойдемте в церковь. Помолитесь там о душе Сергея и скажете, что отпускаете. Мне тоже нужно – заказать сорокоуст о близком человеке.
– Жене?
– Мария умерла давно, – качнул он головой. – О товарище, погибшем вчера в бою.
– Вы с ним дружили?
– Мы были как одна душа и тело. Но ненадолго. Душа его меня покинула.
«Странно говорит», – подумала Марина, но уточнять не стала. А он продолжил:
– Отдыхайте, Марина Авенировна. Я сам тут приберусь.
– Сначала покажу вам комнату, – ответила Марина и встала. – Диван там есть, постель – в шкафу. Устраивайтесь…
Через полчаса она спала, завернувшись в теплое одеяло – отопление пока что не включили, и в квартирах было лишь немногим потеплее, чем за окном. А Несвицкий в своей комнате разбирался с вещами, которые привез от Владислава. Для этого он попросил машину, и госпиталь не отказал, дав ее с водителем, конечно. Попросив его немного подождать, Николай зашел в знакомый двор. Гулого он обнаружил в летней кухне. Напарник восседал в дымину пьяный за столом, перед ним стояли опустевшая бутылка водки и тарелка с остатками закуски.
– Ты же говорил, что за рулем не пьешь, – вздохнул Несвицкий.
– Так я не за рулем, а дома, – громко икнув, нетрезвым голосом промолвил Владислав. – Эх, Коля, Коля! Это же такая мука – видеть столько горя в домах у мужиков! Я же всех их знал, как и они меня. Родные плачут, смотрят на меня, а в глазах читается вопрос: «Почему мой умер, а ты живой?»
– Деньги роздал?
– Да, – Владислав мотнул башкой. – Сказал, что от тебя, поскольку это твой трофей. Благодарили. Деньгами мужа, конечно, не вернешь, но жить после такой потери людям будет легче. Тебе от них спасибо.