Под нами пролив Хуано–де–Фуко, через который проходит южная граница между Канадой и США, а впереди уже видны дымящие трубы Сиэтла. Пролив окаймлен высокими скалистыми горами, но погода ясная и они нам не мешают. Саша Макаров включает репродукторы и голосом видавшего виды проводника вагона объявляет.
— Граждане пассажиры, через пять минут конечная станция нашего маршрута Москва — Аляска — Соединенные Штаты Америки. При выходе просим не забывать своих вещей!
В кабинах самолета суматоха Пассажиры торопливо хватаются за свои чемоданы, но шутка до них доходит, смеясь, все бросаются к иллюминаторам. Гидросамолет на малом газу скользит мимо белых громад зданий, и мы узнаем, что небоскребы — не только принадлежность Нью — Йорка, но их достаточно и в Сиэтле — большом портовом городе. Гидроаэродром — в пригороде, под нашими крыльями бесконечной лентой проносятся причалы.
— Почти как в Одессе, даже чуть–чуть побольше! — кричит Иван, указывая на бесчисленные суда всех марок и калибров.
Байдуков снимает руки со своего штурвала и освобождает педали руля поворота.
— Сажайте, Георгий Филиппович! Это ваша трасса! — говорит Иван и отстраняется от левого штурвала.
Байдуков как–то собранно подтягивается, в глазах благодарность за доверие и радость предстоящей самостоятельной посадки. Вслух считаю показания стрелок приборов скорости, Байдуков плавно выравнивает машину у самого зеркала воды, слегка задирает нос, и киль лодки с визгом заскользил по невысоким волнам бухты.
Подруливаем к слипу. Двенадцать моряков в белых гидрокостюмах, стоящие в две шеренги, подхватывают нашу машину, чтобы обуть в колесные шасси и вывести из воды в ангар. На берегу пестрая толпа встречающих, морские и армейские офицеры, длинные ряды автомашин. Открыв все люки, мы, стоя, приветствуем берег, откуда доносятся ответные крики: «Добро пожаловать, советские летчики!», «Да здравствует дружба великих народов Америки и Советского Союза!», «Ура, русские парни, молодцы!»
Как только машина коснулась бетона, сотни рук встречающих подхватывают ее и выводят на бетонную площадку. Цепочка матросов окружает самолет, оттесняя толпу. К нам подходят двое в штатском и, радостно улыбаясь, приветствуют:
— С прилетом, дорогие товарищи! Здравствуйте! Представляются: советский консул в Сан — Франциско Петр Петрович Иванов и сотрудник посольства Анатолий Маслюк. Специально прибыли для встречи. Крики, объятия, десятки вопросов: «Как там на родине?», «Как в Москве?» А в глазах — сквозь радость встречи, озабоченность и немая тревога. Мы понимаем их: наблюдая за событиями войны за тысячи километров от дома, читая чужие газеты, полные дезинформации, конечно, трудно представить, как там все на самом деле. Бодрим, как можем, а у самих на сердце тупая боль, и ни на минуту не покидает мысль: как там дела под Москвой?
К самолету с воем, оттесняя кольцо встречающих и цепь матросов, подъезжает машина с надписью: «Полиция». Вежливо козырнув, четверо рослых молодцов поздравляют с прилетом. Один из них через переводчика дает распоряжение:
— Пассажирам предъявить паспорта и багаж! — и жестом руки показывает место у хвоста самолета для досмотра.
Мы с Иваном переглядываемся и невесело смеемся.
«Кажется, влипли», — проносится в голове. Ведь никто из экипажа заграничных паспортов не имеет. И никто по пути у нас никаких документов не спрашивал.
Пассажиры, начиная с Громова, предъявляют красные паспорта, но чемоданов их не осматривают.
— Надо предупредить консула Иванова, — мрачно говорю я Черевичному.
Но в это время старший из полисменов подходит к нам и, вытянувшись, что–то говорит переводчику.
— Полиция приветствует мужественных советских летчиков, желает им хорошего отдыха и приятного знакомства с Новым Светом, — говорит переводчик. — Экипаж от досмотра освобожден и члены его являются национальными гостями Америки.
Пожав нам руки, полиция отъезжает в сторону.
— Ишь ты, какие добряки, а еще полиция, — скептически произносит Виктор Чечин.
Мы объясняем товарищу Иванову, что не имеем никаких документов на въезд в США. Консул успокаивает нас, объясняя, что все это оговорено, хотя это и беспрецедентный случай в дипломатии, но срочность чрезвычайного рейса в условиях войны нарушила принятые процедуры.
— А теперь в гостиницу «Олимпик», там встреча с членами нашего посольства и представителями США.
— Товарищ Иванов, нам бы хотелось переодеться в штатские костюмы и привести в порядок кабины самолета.
— Хорошо, Иван Иванович, я жду вас у автомашины. Поднимаемся в самолет. В кают–компании с механиками сидит рослый, совершенно рыжий майор в морской форме. Добродушно улыбаясь, он протягивает нам руку:
— Майор Френкель, Питер… американский гепеу, — неожиданно для нас говорит он по–русски и громко смеется. Прикомандирован к вам, ну, как это — чтобы не было диверсии с экипажем, самолетом.
— Понятно! Раз так — тогда за дружбу советского народа с американским, за Рузвельта! — говорит Черевичный.