Читаем Лед и пепел полностью

Ледяные поля носили следы свежего торошения. Очевидно, здесь недавно происходили значительные перемещения льда. Такая картина продолжалась на протяжении ста пятидесяти километров. Дальше начался сплошной паковый лед в виде огромных холмистых полей. По возрасту и мощности он превосходил пак Северного полюса, Гренландского моря, пролива Дейвиса и всех тех высоки к широт, где приходилось бывать кому–нибудь из нас. Около сорока минут мы кружили над этим хаосом, отыскивая место для посадки. Наконец наши поиски увенчались успехом. Между двух больших полей пака мы заметили старое разводье, затянутое ровным годовым льдом Несколько раз на малой высоте проходим мы над ним, изучая его в деталях. Сделал промер длины.

— Тысяча двести на четыреста метров!

— И толщина не менее ста тридцати сантиметров, — дополнил меня Черевичный.

— Окружение опасное, пак. Начнется подвижка — сомнет наше поле, — сказал Каминский.

— И хорошо, что окружает пак! — объяснил Черевичный — Смотри, Миша, паковые льдины образуют как бы арку. Все давление окружающего льда они примут на себя! Согласен?

— Давай еще пройдем. Я не все схватил, — ответил Каминский.

Еще раз проносимся над льдиной, и все приходим к единому мнению: льдина отличная!

— Пошли! — заключает Черевичный

Я сбрасываю дымовые бомбы. Мы делаем заход против дыма и, перевалив последнюю гряду торосов, касаемся лыжами ледовой поверхности. Машина скачет по застругам и останавливается рядом с высокими, пологими холмами. Быстро выскакиваем из самолета и осматриваем лыжи.

— Все в порядке. Недаром эта машина выдержала посадку на Челюскинском «аэродроме»! — смеется Шекуров. Осматриваем льдину. Все поле усеяно жесткими, как камень, застругами, из затвердевшего от ветра и мороза снега. Со всех сторон оно опоясано высокими белыми торосами, которые по форме напоминают холмы или степные барханы.

— Куда ты привел нас, в степь какую–то? — смеясь, говорит мне Черевичный.

— Сам такое впервые вижу! — отвечаю я. — Какие–то старые обветренные торосы, хоть на лыжах катайся! Не поверят специалисты по морскому льду.

Быстро разбиваем лагерь. Наш Саша Макаров уже связался с Большой землей, доложив о благополучной посадке. Взрываем лед, ставим лебедку, метеорологическую станцию, радиомачты, астрономический пункт наблюдения. На высокой мачте в голубом небе ветер играет алым полотнищем флага, а через два часа трос глубоководного лота медленно уходит на дно океана. Черниговский, как и прежде, священнодействует у приборов. Все повторяется.

Поле крепкое, надежное, хотя его толщина всего 154 сантиметра. Для гарантии, на случай передвижки льда, Черевичный и Каминский отправляются искать запасную полосу для самолета.

На этот раз дело с разбивкой лагеря идет быстрее: у нас есть уже опыт. Ставим новую, большую палатку, где можно стоять во весь рост. В жилых же наших палатках, вернее — в спальных, можно только сидеть. Они небольшие, зато в них теплее, — конечно, когда работает бензиновая печка.

Даем свою первую сводку. Лагерь № 2 открыт, координаты: 78°31' северной широты, 176°36' восточной долготы. Дрейф «летающей лаборатории» начался.

Утро принесло две новости. Первая: глубина океана оказалась… равной 1856 метрам. Вторая: осматривая соседние паковые льдины, я обнаружил следы песца.

Тонкая цепочка следов изящно петляла от тороса к торосу.

Цепочка жизни!

След уводил на север. Я шел по нему, пока лагерь не скрылся за торосами. Мое открытие было встречено недоверчиво. Да я и сам был ошеломлен этой визитной карточкой живой жизни в ледяной пустыне. Для доказательства пришлось вести товарищей в торосы. В трехстах шагах от самолета на снегу отчетливо виднелась витая цепочка следов. Следы были свежими, — возможно, зверек убежал недавно, испугавшись шума самолета, когда мы шли на посадку.

Для ученых это было сенсацией номер один. Еще бы! Вот тебе и «полюс безжизненности»!

— Чем же он здесь питается? Ведь его основной корм — лемминги, которые водятся только на земле, в тундре, а до земли более тысячи километров! — задает вопрос Саша Макаров.

— Может быть, ловит какую–нибудь живность в океане? — отвечает ему Острекин.

— А симбиоз? На Рудольфе мы с Валентином не раз наблюдали, как медведей сопровождают песцы. Взаимные услуги — песец наводит медведя на тюленей, а ему остается часть добычи, — делает предположение Либин.

— Но какие здесь могут быть тюлени? Сколько пролетели, ни одного не видели, — возражает Каминский

— Ладно, ребята, поживем — увидим, — заключает Черевичный.

Работы на льдине шли успешно. Измерения показа, что наша льдина дрейфовала на запад со скоростью три мили в сутки, в то время как первую несло со скоростью восемь миль.

Наша вторая посадка была значительно ближе к точке Уилкинса, и полученная нами глубина 1656 метров окончательно убедила нас, что американские измерения были ошибочны. Обнаруженный на первой льдине слой теплых атлантических вод был также зафиксирован и при измерениях с льдины № 2.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии