Читаем Лед и пепел полностью

Познакомились. Мятлицкий скупо рассказал о себе. Три дня назад летал за линию фронта, выбрасывал группу парашютистов. На обратном пути попал в сильное обледенение, машина управление стала терять, и в районе Куйбышева пошел на вынужденную посадку. При посадке снес шасси, побил винты и помял консоли крыльев. За это отстранен от полетов, а самолет с экипажем передан другому командиру. Сейчас он ждет оказии, чтобы отправиться для разбора аварии в Управление Аэрофлота.

— Теперь понизят в классе и переведут во вторые пилоты, — вздохнув, закончил он свой рассказ.

— Нам нужен первый пилот. Наш командир временно отсутствует. Район работы Мурманск — Архангельск, обеспечение морских караванов ледовой разведкой. Пойдете? — спросил я его.

— Как не пойти! Это же мечта любого пилота, но я не могу. В Москве ждет аварийная комиссия! — покачал он головой.

— Этот вопрос будет улажен в высших инстанциях. Соглашаетесь или нет?! — уже начиная злиться на его нерешительность, торопился я закончить разговор.

— Ну, конечно же! Где машина? Покажите. Кто второй пилот? — поняв, что предложение реальное, с энтузиазмом заговорил Мятлицкий.

— Второго пилота у нас нет. Пойдемте на самолет и там обсудим все вопросы, — предложил Николай Кекушев.

Машиной и ее оборудованием Мятлицкий остался доволен. Мы подробно обсудили методику предстоящей работы, заказали погоду на завтра с девяти часов и уехали в город. Доложив Хмельницкому о готовности к вылету и предупредив запиской Орлова, чтобы он ждал нас в Куйбышеве через десять — пятнадцать дней, мы с комфортом устроились спать на партах.

На следующий день погода была летная. Мятлицкий мягко и уверенно пилотировал машину, чувствовалось, что он обладал большим опытом, и все мы радовались, что нашли отличного летчика. В тот же день приземлились в Ваенге, а оттуда на машине быстро добрались до Мурманска и явились в штаб морских операций Северного флота, к Папанину.

Нас ждали, в кабинет провели сразу же. Доложившись по форме, мы, потупив головы, стали ждать «разноса». Выкатившись розовым колобком из–за стола, Папанин долго, старательно хмурил брови, пытаясь придать себе строгий вид, но, не выдержав, добродушно, с хитринкой улыбаясь, сказал:

— Эх, браточки, как же вы потеряли своего командира? Знаю, знаю, не в балерине дело! Небось, на фронт хотите удрать! — Он погрозил нам увесистым кулаком и продолжил уже серьезно: — Фронт — дело святое! Честь и хвала вам, ребята, что рветесь на передовую, но ведь и у нас такая ответственная работа! Корабли с оружием для фронта надо вырывать изо льда? Надо. Вот я опытный партизан, провоевавший всю гражданскую, сижу в штабе, в тылу! А разве я бы не схватился с коричневой сволочью? Ух, как бы схватился! А вот сижу, тащу караваны. Большое и нужное дело доверила нам Родина, и мы обязаны его выполнять, и выполним! — Иван Дмитриевич подкатился к столу, и глотнув воды прямо из графина, сел в кресло.

Тепло, по–отечески посматривая на нас, сказал тихо и устало:

— Поняли? Дошло? Ну, а теперь за дело. Караван вместе с ледоколами застрял в тяжелом льду к северу от острова Моржовец. Всего идет восемнадцать вымпелов. Надо их вытащить и привести к Мудьюгу. Будьте внимательны: в небе крутятся фашистские асы, разведчики. С нашим караваном тоже будьте поосторожнее. Могут вас принять за врага и, чего доброго, обстреляют. Вот и все. Что неясно — спрашивайте. Говорите, штурман, — обратился ко мне Папанин, заметив мое желание высказаться.

— Предупредите караван, что мы идем к ним на двухмоторном транспортном. Ледовое донесение с картой сбросим на палубу флагманского ледокола и будем дублировать по радио. Пусть Архангельск обеспечит нас заправкой горючим, жильем и питанием, поскольку аттестатов у нас нет. Мы же не в армии, — не удержался и съязвил я. — Базироваться будем у вас в Ваенге и в Архангельске на Ягоднике. В зависимости от погоды и продолжительности разведки. Какие планы у штаба морских операций в дальнейшем на наш самолет после ледовой проводки каравана?

— Вернетесь в Куйбышев с дипломатами. Заберете Орлова — и сюда. Будет много работы: караваны, груженные боевой техникой, идут друг за другом. О питании вашем я распорядился. Старший лейтенант Погосов вас обеспечит сухим пайком. Все ясно? Ну, с богом, браточки! И забудьте о фронте Ваш фронт — здесь!

Остаток дня ушел на уточнение с ПВО порядка полетов в зоне действия нашей боевой авиации и зенитной обороны побережья, ибо по опыту мы уже знали, с какой подозрительностью относятся зенитчики к каждому незнакомому самолету, особенно такой редкой конструкции, каким был наш.

На следующее утро, прижимаясь к верхушкам леса и прячась в складках рельефа, мы вышли в разведку, взяв курс на остров Моржовец, наш исходный ориентир, откуда предполагали начать свою работу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии