– Показалась головка, – сказал Мисколо. – Теперь можно тужиться немного сильнее.
– Вот так, – снова улыбнулся Мейер.
– Я переговорю с лейтенантом и перезвоню, – сказал Карелла. – Тем временем сможешь послать мне бумаги по этому поводу.
– Будет сделано. Я не стану тебе напоминать...
– Что первые двадцать четыре часа – самые важные, – произнес заученное правило Карелла.
– Так что если я начну действовать, то с сегодняшнего дня.
– Я тебя понял, – сказал Карелла. – Я перезвоню.
– Тужься! – крикнул Мисколо.
– Тужься! – крикнул Мейер.
– О Боже! – простонала женщина.
– Выходит, выходит! – заорал Мейер.
– О Боже, о Боже, о Боже! – стонала женщина.
– Какой красавчик! – воскликнул Мисколо.
Мейер поднял заляпанного кровью ребенка и шлепнул. Победоносный крик нарушил тишину комнаты.
– Мальчик или девочка? – спросил один из пьяниц.
Глава 3
Карелла перезвонил Левину только в десять минут двенадцатого: все это время он работал с протоколами о двух трупах. В комнате детективов стало заметно тише. Проститутку и ее новорожденную дочь «Скорая помощь» увезла в больницу. Четверо пьяниц «за пьянство в общественном месте» были посажены в машину, которая их увезла. Ликующий детектив Дженеро, вероятно, не понимал, что «пьянство в общественном месте» – это
Женщина была детективом второй степени из особой части штабного дивизиона. Ее звали Эйлин Берк. Она иногда работала на 87-й участок – когда требовалась женщина в качестве приманки. Это означало, что Эйлин должна была разгуливать по улице как приманка для насильников и прочих дегенератов. У Эйлин были зеленые глаза и рыжие волосы; у нее были длинные-предлинные ноги, гладкие, с сильными икрами и узкими лодыжками. У Эйлин были очень красивая грудь и роскошные бедра. Рост ее был пять футов и девять дюймов. Таким образом, трудно было не заметить ее на улице, если кому-то взбрело бы на ум изнасиловать кого-нибудь. Однажды Эйлин разрабатывала преступление с Хэлом Уиллисом, где тот играл роль ее партнера, лежа с ней в одном спальном мешке в парке: оба изображали страстных любовников в сложной схеме, в которой также участвовали детективы Мейер и Клинг, переодетые в монашек, – они сидели на ближайшей скамейке.
Эйлин теперь уже не помнила, зачем она легла в мешок с Уиллисом. Она только помнила, что Уиллис все время норовил положить руку ей на задницу, в то время как она пыталась вести наблюдение за третьей скамейкой, на которой стоял обеденный судок с пятьюдесятью тысячами долларов: вместо денег в судок положили пятьдесят тысяч обрывков газет. Уиллис, исполняя роль страстного любовника, осыпал ее поцелуями, когда они обнимались в спальном мешке в тот холодный день. Ласки прекратились моментально, когда приманку в виде обеденного судка подобрал молодой хмырь и двинулся прочь по направлению к другой скамейке, на которой сидел «слепой» Дженеро. Дженеро встал, сбросил черные очки, расстегнул третью пуговицу плаща красивым движением руки – как делают детективы, которых он видел в кино, – потянулся за пистолетом и бабахнул себе в ногу. На посту в спальном мешке Уиллис сумел включить переговорное устройство, установив его между грудей Эйлин, и принялся орать Хейзу, который сидел в машине без номера на Гровер-авеню, что «рыбка» движется в его направлении... Да, думала Эйлин, всегда забавно работать на 87-й участок. Все-таки жаль, что она встречается так редко с Уиллисом. Интересно, женат ли он? И что это ей вдруг стали так часто приходить в голову мысли о замужестве? Не потому ли, что никто не прислал ей поздравительной открытки в День святого Валентина?