Лед

Сервас обернулся. Ему улыбался Габриэль Сен-Сир. Он пожал протянутую руку экс-магистрата, и тот ответил сильно, по-мужски, без тени жеманства или смущения.

— Я как раз подумал о том, что место — самое подходящее, чтобы остаться здесь на целую вечность, — улыбаясь, ответил Сервас.

Отставной судья одобрительно покачал головой.

— Именно так я и собираюсь поступить. Конечно, есть вероятность, что я отправлюсь в вечность раньше вас. Но если сердце вам подсказывает, то я уверен, вы будете прекрасным компаньоном. Мое место вон там. — Сен-Сир указал пальцем куда-то в угол кладбища.

Сервас рассмеялся, закурил сигарету и спросил:

— Откуда вы знаете?

— Что?

— Что я буду прекрасным компаньоном.

— В моем возрасте и с моим опытом людей оцениваешь быстро.

— Вы никогда не ошибаетесь?

— Редко. Кроме того, я доверяю мнению Катерины.

— А вас она тоже спрашивала, кто вы по зодиаку?

Тут пришла очередь Сен-Сира расхохотаться.

— По зодиаку? Это было первое, что она спросила, когда нас друг другу представили! У моей семьи здесь свой склеп, — прибавил он. — А три года назад я выкупил еще место, на самом краю кладбища, как можно дальше.

— Почему?

— Меня пугает перспектива коротать вечность в определенном соседстве.

— А с Гриммом вы были знакомы? — спросил Сервас.

— Все-таки решили прибегнуть к моей помощи?

— Не исключено.

— Он был очень скрытным человеком. Вам лучше спросить Шаперона. Они дружили.

Сервас вспомнил слова Гиртмана.

— Мне тоже так казалось. Гримм, Шаперон и Перро, верно? Партия в покер по субботам…

— Да. Еще Мурран. Неразлучный квартет в течение сорока лет, с самого окончания лицея.

Сервас вдруг вспомнил о фотографии, которую сунул в карман в охотничьем домике, показал ее отставному следователю и поинтересовался:

— Это они?

Габриэль вынул очки, надел их и взглянул на фото. Сервас заметил, что указательный палец у него скрючен артрозом и дрожит, когда Сен-Сир указывает на лица людей, запечатленных на снимке: болезнь Паркинсона.

— Да. Вот это Гримм, а это Шаперон. — Палец передвинулся. — Это Перро, — (Тот оказался высоким, очень худым, с густой темной шевелюрой и в больших очках.) — Он держит в Сен-Мартене магазин спортивного снаряжения и работает проводником в горах. — Палец скользнул к бородатому великану, тянувшему флягу в объектив и смеявшемуся в мягком осеннем свете. — Жильбер Мурран. Он работал на целлюлозно-бумажной фабрике в Сен-Годане. Два года тому назад умер от рака желудка.

— Говорите, четверка была неразлучна?

— Да, — отозвался Сен-Сир. — Неразлучна, можно и так сказать.

Сервас внимательно посмотрел на бывшего судью. В его голосе чувствовалось что-то… Старик не опустил глаз. Еле уловимое выражение, пустяк, но похоже было, что ему есть что сообщить.

— А не случалось ли каких-нибудь историй, связанных с ними?

Взгляд у старика стал таким же острым и пристальным, как у Серваса. Тот затаил дыхание.

— Да так, слухи… И еще жалоба лет тридцать назад. От одной из семей в Сен-Мартене. Семья скромная, отец трудился на электростанции, а мать была безработной.

Электростанция!.. Сервас сразу насторожился.

— Жалоба на эту четверку?

— Да. За шантаж. Что-то в этом роде… — Сен-Сир наморщил брови, стараясь вспомнить. — Если мне не изменяет память, «Полароидом» были сделаны несколько снимков, где семнадцатилетняя девочка из этой довольно-таки бедной семьи представала в голом и заметно пьяном виде. По-моему, ее окружала компания мужчин. Эти молодые люди грозились пустить фотографии по рукам, если девочка не согласится оказывать некоторые услуги им и их приятелям. Но у нее не выдержали нервы, и она все рассказала родителям.

— Чем все кончилось?

— Ничем. Родители забрали заявление раньше, чем полиция допросила четверых молодых людей. Видимо, вопрос разрешился мирным путем: отзыв заявления в обмен на прекращение шантажа. Разумеется, родители вовсе не хотели, чтобы снимки пошли по рукам.

— Занятно, — нахмурился Сервас. — Майяр мне ничего не говорил.

— Может, Рене ничего и не слышал об этой истории. Он тогда еще не был в полиции.

— Но вы-то были.

— Я был.

— И вы поверили?

Сен-Сир с сомнением скривился и заявил:

— Вы же сыщик, не хуже меня знаете, что у каждого есть свои секреты, которые, как правило, непривлекательны. Зачем же родителям девочки надо было врать?

— Чтобы получить деньги с семей юных шантажистов.

— И окончательно замарать репутацию своей дочери? Нет. Я знал отца семейства. Он выполнял для меня кое-какие работы, пока был не у дел. Это человек прямодушный, старой закваски. Я бы сказал, такие вещи были не в стиле семьи.

— Так вы говорите, у всех свои секреты… — Сервас вспомнил охотничью хижину и то, что нашел там.

Сен-Сир внимательно на него взглянул и спросил:

— А у вас, майор? Какой у вас секрет?

Сервас одарил его загадочной улыбкой мультяшного кролика и быстро подхватил реплику:

— Самоубийцы. Вы о них что-нибудь знаете?

— Кто вам об этом сказал? — На этот раз в глазах старика отразилось неподдельное удивление.

— Если я отвечу, вы не поверите.

— Тогда тем более ответьте.

— Юлиан Гиртман.

Габриэль Сен-Сир долго вглядывался в Серваса. Вид у него был озадаченный.