Лед

Шестнадцать сорок. Солнце клонилось к закату, на землю легли длинные тени от животных, искусно выстриженных из кустов. Он оглянулся на замок и увидел в одном из окон Эрика Ломбара. Тот стоял неподвижно и наблюдал за ними. Рядом с ним были двое, один из них Отто. Сервас снова подумал о своей гипотезе: следователи сами стали объектом следствия. В темном прямоугольнике окна Ломбар и его подручные напоминали отражения в зеркале. Такие же странные, безмолвные и тревожные.

Когда они сели в автомобиль, он повернулся к Циглер.

— Откуда был звонок?

— Из Розни-су-Буа. Они закончили анализы ДНК.

Сервас посмотрел на нее с недоверием. Материалы поступили только сорок восемь часов назад. Анализы не могли быть готовы, поскольку лаборатория перегружена. Значит, кто-то из высокопоставленных лиц заставил поторопиться сделать их в первую очередь.

— Большая часть образцов ДНК, найденных в кабине фуникулера — волосы, слюна, шерсть, ногти, — соответствует материалу рабочих или сотрудников станции. Но на оконном стекле найдены следы слюны, принадлежащие человеку, не работающему здесь. Он зарегистрирован в Национальной картотеке генетических проб и никак не мог находиться на станции.

Сервас напрягся. В картотеке генетических проб регистрируют не только насильников, убийц и педофилов. Туда заносят и тех, кто многократно попадался на мелких преступлениях, от кражи с лотка до хранения нескольких граммов конопли. В прошлом году количество зарегистрированных достигло 470 492. Картотеку напрасно пытались сделать самой юридически подконтрольной во Франции. Ею с полным правом мог воспользоваться любой адвокат или магистрат. С другой стороны, тенденция все заносить в картотеку позволила провести несколько удачных полицейских облав, поскольку преступность не всегда укладывалась в рамки квалификации. «Прессовщик», «козел», «шерстяной» — так на тюремном жаргоне называли насильников — вполне мог оказаться взломщиком или налетчиком. Бывали случаи, когда материал ДНК, найденный на месте ограбления, приводил к аресту серийных сексуальных маньяков.

— Кто? — спросил Сервас.

Циглер бросила на него растерянный взгляд и ответила:

— Юлиан Гиртман. Это имя вам о чем-нибудь говорит?

В холодном воздухе снова закружились хлопья снега. В доме потянуло ветром безумия.

«Не может быть!» — орал мозг Серваса.

Майор припомнил статьи, прочитанные недавно в «Ла депеш дю миди», где говорилось, что знаменитого швейцарского серийного убийцу отправили в Пиренеи. В них специально заострялось внимание на чрезвычайных мерах предосторожности, с которыми осуществлялся перевоз. Как же Гиртману удалось выйти за пределы Института Варнье, совершить безумное преступление и вернуться в палату?

— Не может быть! — как эхо его мыслям, выдохнула Циглер.

Он посмотрел на нее с прежним недоверием, перевел глаза на снежные хлопья на ветровом стекле и сказал:

— Credo quia absurdum.

— Опять латынь, — заметила она. — Что это означает?

— Верую, ибо абсурдно.

9

Диана уже около часа сидела в своем кабинете, когда дверь быстро открылась и тут же захлопнулась. Она подняла глаза, соображая, кто мог бы зайти, не постучав, и ожидала увидеть перед собой Ксавье или Лизу Ферней.

Никого.

Взгляд ее с удивлением остановился на закрытой двери. Раздались чьи-то шаги… но комната была пуста. Голубовато-серый свет, льющийся из чисто вымытого окна, освещал только выцветшие обои и металлические ящички картотеки. Шаги затихли, кто-то пододвинул стул. Другие шаги, на этот раз женские каблучки, тоже умолкли.

— Как сегодня наши пациенты? — прозвучал голос Ксавье.

Она внимательно оглядела стену. Кабинет психиатра… Звуки доносились из соседнего помещения. Но ведь их разделяла очень толстая стена! Еще с полминуты она пыталась понять, в чем дело. Потом глаза нашли наверху стены, в углу под самым потолком, вентиляционное отверстие. Звук шел оттуда.

— Нервничают, — отозвалась Лиза Ферней. — Все только и говорят, что об этой истории с лошадью. Это их всех взбудоражило.

Странный акустический феномен делал каждое слово, любой слог, произнесенный старшей медсестрой, необычайно четким.

— Увеличьте дозы, если потребуется, — сказал Ксавье.

— Уже увеличила.

— Прекрасно.

Несмотря на то что голоса слышались очень тихо, на уровне шепота, можно было различить малейшие нюансы интонации. Интересно, знает ли об этом эффекте Ксавье? Скорее всего, ему не пришлось с ним столкнуться. Ведь до Дианы в соседнем кабинете никто не работал, а она сидит обычно очень тихо. Может быть, звуки слышны только с одной стороны. Ей выделили маленькую пыльную комнатку четыре на два, где раньше располагалась кладовка. До сих пор в углу стояли коробки с архивными документами. Они пахли пылью и еще чем-то неуловимо противным. Диане великодушно предоставили стол, компьютер и кресло, но ее не покидало ощущение, что она сидит в мусорном контейнере.

— Что ты думаешь об этой истории? — спросила Элизабет Ферней.

Диана выпрямилась, прислушиваясь.

— А ты?

— Не знаю, это серьезный вопрос. Считаешь, полиция нагрянет и сюда из-за коня?

— Ну и что?

— Они начнут повсюду совать свой нос. Ты не боишься?