На последнем году обучения, за два месяца до защиты диплома, весь курс отправился на художественную выставку. Ничего странного в этом не было, разумеется, только у Кати непривычно билось сердце. Выставка картин Ивана Покровского! Он же такой… удивительный. Девочки-сокурсницы не расходились с Катей в подобной оценке, характеризуя художника лишь в превосходной степени. Покровский, говорили, был молод, хорош собой, академически образован, невероятно эрудирован и замечательно талантлив. Ах да, еще богат и популярен, что ж мы про самое главное-то забыли! Покровского сравнивали с Шагалом и Пиросмани. Его картины вошли в моду года три назад с легкой руки некого богатого покровителя, хозяина частной галереи, и теперь Покровский пожинал уже мировую славу. Его картина «Старуха и кошки» была продана на одном из европейских аукционов, и только шепотом, удивленным и даже чуть недоверчивым, называлась заплаченная за нее цена! Катя видела глянцевый каталог, что передавался в училище из рук в руки. В заснеженном скверике закутанная по самые уши старушка (видны только огромные ясно-голубые глаза) кормит бездомных кошек – бегут к ней по сугробам черные, рыжие, полосатые зверюшки, а белая кошка уже ухватила селедочную головку и огрызается на собратьев… И летят в низком, ноябрьском, холодном небе полупрозрачные ангелы, и у них такие же глаза, как у старушки, как и у кошек… Нарочито бесхитростная, почти примитивная картина давала ощущение чистоты и полета, она ненавязчиво рассказывала зрителю о «нищих духом», которым, по евангельским заповедям блаженства, уготовлено Царство Небесное.
Покровскому, похоже, удалось то, что никак не удавалось Кате, он разгадал тайну неба и тайну человеческих глаз, нашел единственный, искрящийся, насыщенный светом оттенок голубого цвета, недоступный больше никому! Как некогда критики и зеваки подозревали, что Куинджи прячет за своими картинами естественные источники света – свечи или даже лампочки, создающие абсолютно правдоподобный эффект лунного свечения, так и теперь многие верили, что Покровский пользуется невиданными, драгоценными красками с какими-то «микрокристаллами»! А Катя не верила. На выставке, устроенной в частной галерее с невыносимо пошлым названием «Серебряный павлин», она постаралась отделиться от сокурсников, затеряться в толпе. Ей хотелось рассмотреть триптих «Праздники»: полотна «Елка», «Проводы новобранца», «Свадьба». Бытовые зарисовки, важные моменты из жизни самой простой семьи. И снова это странное соседство, сочетание стилистически чуждого, несочетаемого. Что он хочет этим сказать? В самом деле видит так мир или привычно использует знакомый прием? И выражает ли через этот прием внутреннего контраста состояние кричащей души либо просто катится на пойманной волне моды?
Растопыренные лапы елки, увешанной дешевыми картонажами, полупьяный Дед Мороз в плюшевой шубе, важный малыш читает ему стишок. На детской рожице, перепачканной шоколадом, застыло ожидание чуда, и словно бы нимб светится над его кудрявой русой головенкой…
Подробно, с любованием написанные селедка под шубой и налитые небесной влагой, искрящиеся глаза матери, обхватившей стриженую (где они, русые кудри?) голову сына…
Натянутая улыбка выглаженного жениха и ликующий взгляд невесты, ее животик, заметно круглящийся под тюлевым платьем.
– Вам нравится? – спросил Катю кто-то, неслышно подошедший к ней со спины.
– Очень! – уверенно ответила она, не оборачиваясь. – Особенно руки, вот, у матери! Видите, какие они натруженные, блестят? И обручальное кольцо, как можно было ухитриться показать, что оно истерто? А фигура невесты? Эти тюлевые банты… Так подробно, так приземленно… и прозрачно! Не знаю, не умею объяснить!
Тут только она сообразила, что говорит не сама с собой, и обернулась. Но ей, невеличке, пришлось еще запрокинуть голову, чтобы разглядеть лицо человека, улыбавшегося ей. Он был высокий и широкоплечий, с простым русским лицом, курносым и скуластым, и с такими сияющими голубыми глазами, что Катя узнала его в ту же секунду, как только увидела.
Богемная развязность изменила Катерине. Рот-то она открыла, но пару секунд не могла выговорить ни слова, но стоящий рядом человек же вовсе не хотел ей помочь и только посмеивался. Наконец сжалился, протянул широкую, короткопалую ладонь с въевшейся в кожу краской.
– Иван.
– Катя.
– Вы любите креветки?
Вопрос застал Катю врасплох. Откровенно говоря, она не знала, любит ли креветки, ей нечасто приходилось пробовать этот деликатес ввиду его относительной дороговизны.
– Не знаю…
– По крайней мере, искренне, – одобрил Иван. – Скажу по секрету: в соседнем зале сейчас начнется банкет. Будет салат из креветок и всякие другие вкусности. Вход только по пригласительным. У вас есть пригласительный?
– Нет.
– Я так и думал. Держитесь за меня, и мы с вами перехватим из-под носа богемных тусовщиков по две порции ракообразных. Но пока можем еще погулять по выставке, насладиться сполна моим творчеством. Идем?