Лебяжье ущелье

Пришлось признать правоту Нины. Не по братьям и сестрам тоскует Ганна, а по детям, хотя ей лично пищащие младенцы противны до отвращения, она подумать спокойно об этом не может! Представьте только, гадость какая! В тебе, в твоем животе, в самой нежной и беззащитной части твоего существа поселяется нечто чуждое, какой-то пришелец, и начинает тянуть из тебя соки. Оно ест и пьет то, что ешь и пьешь ты, оно забирает у тебя витамины и всякие полезные вещества, отчего у беременных выпадают зубы, редеют волосы, тускнеет кожа. Не довольно ли Ганна ходила в дурнушках, чтобы повторить это еще раз, а там, глядишь, и не один? А потом роды, отвратительный процесс, который ты не можешь остановить, не можешь предотвратить, не можешь властвовать над своим телом. И самое тошнотворное – грудное вскармливание! Пришелец вылез из тебя, он дышит рядом, но продолжает тянуть из тебя соки! Хорошо, допустим, все это можно как-то решить, пойти на кесарево сечение, чтобы не орать и не тужиться, вскармливать пришельца искусственно. Но ведь это еще не все! Он будет расти рядом, он будет требовать чего-то себе, всего – себе! Внимания, любви, денег! Девочка начнет таскать у Ганны косметику и драгоценности, на которые та не надышится, а мальчик… О, эта мысль еще страшнее! Мальчишка может покуситься на самое дорогое, на то, что в глазах Ганны ценнее бриллиантов, он может забрать у нее часть любви Юрия!

– А ежли муж не хочет, так вы его не слушайте, – поучала тем временем Нина. – Они, мужики, все сперва кочевряжатся, фантазии у них там разные насчет потомства, а как увидят, да еще ежели пацан, как возьмут на руки, так и не оторвешь! Бывает, что и муж негодящий, а отец золотой.

Будущий «золотой отец» ничего знать не знал о грядущем своем предназначении. Он службу служил, он деньги зарабатывал! Пока, впрочем, деньги приходилось чаще платить. Наивным гражданам за ваучеры. С холодного лета девяносто второго все граждане Российской Федерации получили право на бесплатное приобретение особого приватизационного чека. Подарили, можно сказать, кусочек государственной, то есть общей, то есть ничьей собственности, номиналом в десять тысяч рублей. Идиллия? Благодарные граждане рыдают на груди у правительства? Как бы не так! После того как отпустили цены, стоимость основных производственных фондов возросла в двадцать раз, а номинал-то у ваучера остался прежним. В результате на один чек можно было приобрести приватизируемой собственности в двадцать раз меньше. Да и не доходило все это как-то до умов граждан – инвестиции, акции, приватизации, все это населению было до электрификации, до лампочки то есть! Куда их девать, чеки эти, солить, что ли? Слово-то какое, ваучер, ровно кличка собачья! Вот Рыжов и помогал гражданам, скупал у них совершенно ненужный им бумажный хлам и платил за это из своего кармана аж сорок рублей. Разумеется, товарообменом деньги – ваучер занимался не он сам, а нарочито приставленная к делу бодрая девица с говорящим именем Злата, сидящая в специально отведенной для нее каморке. Работа кипела, двери то и дело хлопали, впуская и выпуская клиентов, а Рыжов потягивал себе чай с лимоном, гонял по экрану новенького компьютера монстров, как вдруг случилось небывалое.

По коридору пронеслось нечто вроде небольшого тайфуна, и на пороге начальственного кабинета воздвиглась Златочка, девушка пышнотелая, но слабонервная.

– Юрий Александрович, ну что это такое, ну, скажите хоть вы ей! – возопила она, подняв к потолку коровьи очи.

– Злата, для начала я скажу вам. Когда входите в кабинет, нужно стучаться. Это во-первых. Во-вторых, что я должен сказать и кому это – ей!

– Да девка какая-то! Пришла, она мне ваучеры, я ей деньги, и до свидания! А она уходить не хочет, села на стул, и ревет, и головой мотает! Я ей и воды, и валерьянки, а она только воет, да и все! Психованная какая-то!

– Ну пошли, посмотрим…

Злата пошла вслед за шефом, не то боясь «психованной», чаяла спрятаться за его широкой спиной, не то соблюдала субординацию. Из ее каморки и в самом деле доносился утихающий уже плач – тихий, безнадежный, как будто кутенок скулил под дверью. Юрий открыл дверь, и… остановился на пороге.

Ему показалось, он узнал ее сразу, как будто знал давно, как будто делил с ней тихие игры своего детства, хотя этого быть не могло, она была лет на десять, если не больше, моложе его. Быть может, она жила по соседству? Быть может, она была той самой первоклашкой, что когда-то, в выпускном классе, посадили ему на плечо и велели изо всех сил звонить в позолоченный колокольчик? Он придерживал крепенькие ножки девочки, обтянутые белыми рубчатыми колготками, и очень боялся уронить ее, тяжеленькую. А она ничего не боялась и изо всех сил трясла колокольчиком, так, что у него звенело в ушах! Потом он аккуратно опустил ее на пол, и ее смеющееся личико оказалось прямо рядом с его лицом – о, только на мгновение! Но как он запомнил малиновый жар ее щечек, блеск глаз и ровно подстриженную рыжеватую челку на смуглом гладком лбу!