Лебединый клик

В первые дни на Кривецкой старице я подумал о нем плохо. Это было двадцатого мая. Десять дней, как действовал запрет. И вдруг я услыхал от мужиков, что накануне Василий сдал в леспромхоз сто килограммов рыбы. Правда, в бригаде был большой садок-дощаник. Но не могла же рыба целую десятидневку выжить в нем или хотя бы сохраниться свежей. Свои сомнения я высказал Семену. Он, оказывается, ничего не знал о сдаче рыбы, рассерчал и, как только что Василий, сказал:

— Выгоним его к чертовой матери…

Но мне показалось, что говорит он это по привычке и не первый раз. Уж больно красноречивым было выражение его лица. Будто ему предстояло наказывать в общем-то хорошего и лишь в мелочах непутевого человека.

* * *

Ночь подкрадывалась к путевому посту, а мы только что сели с Василием за поздний ужин. Постреливала углями и сильно дымила печь. Мы радовались дыму, потому что уже появились комары. Они набились в избу и не давали нам покоя.

Закусывали вяленой рыбой, золотистой от жира. Василий расправлялся с ней по-молодому, сплевывал кости на щелястый, замусоренный пол.

Если бы я не знал, ни за что бы не дал ему пятидесяти лет. Загорелое лицо без морщин. Короткий ежик с проседью. Такие же усы. Сам невысокий, подобранный, жилистый. Даже во время еды Василий часто курил. Говорил о чем-нибудь, сухо посмеивался да похмыкивал.

Слово за слово — разоткровенничался Василий, рассказал об одном эпизоде из своей военной жизни.

— Было это, когда мы переправлялись через Неман. Понтонный мост саперы состряпали не ахти какой, народу и техники скопилось много. Немцы были далеко, но самолеты житья не давали. Вот и тут, только они отбомбились, какой-то солдатик уже выплыл на лодчонке с куском доски вместо весла. Подбила, видно, парня братва: рыбки захотелось свежей. А строгость армейская есть строгость — всем враз нельзя, да одному и отвечать проще.

Плавает солдатик, знать, из первогодков, еще и привередливый, выбирает рыбу покрупней. Хлопнет для верности полешком, а уж тогда и рукой тянется. Да вошел в азарт не в меру, размахнулся поленом, потерял равновесие и — кувырк в воду.

А дело осенью, солдатик тяжелый: в сапогах, ватнике… Пока бултыхался, лодку далеко отнесло, не угнаться. И плавать-то не мастер, крутится на одном месте, и уж поплавком, поплавком пошел, одна стриженая макушка мелькает.

Кто был поближе к берегу, зашумели, заметались, а не знают, что делать. Я и плыть вроде не собирался, а потом что-то на меня нашло: скинул сапоги, обмундирование и в одном бельишке в чужую реку креститься полез.

Солдатик оказался спокойный, покладистый, я вскорости его к берегу доставил. Водит он, пожалуй, хлебнул не лишнего. Только вот беда — рота наша вперед двинулась, и вокруг моей одежи уже другой народ. Бегу я туда, зуб на зуб не попадает, и вдруг голос начальственный: «Товарищ солдат!»

Ну, думаю, пропал. Всыплют мне. И как я сразу-то не заметил: стоит возле штабной «газик» и рядом — сам генерал. Как, дескать, фамилия да из какой ты части.

А я перед ним — босиком, согнулся, бельишко всего облепило, и струйки по мне слезно катятся. Будь что будет! Отвечаю честь по чести. И тут он мне в ответ: объявляю благодарность за находчивость. А сейчас, мол, быстро одеться и вдогонку своим — бегом марш!..

Рассказал мне про это Василий и все удивлялся: какой попался генерал добрый.

Видимо, у него и вправду даже мысли не возникло, что сделал он великое дело — на войне человека спас от нелепой смерти.

Пожалуй, и всю жизнь он так, хоть и ошибается часто, а по природной чистоте своей делает людям добро. И не заметить этого они тоже не могут…

Я вышел из избушки. Было темно. Опять сильно заморочало. Вокруг ни огонька, ни просвета. И вязкая тишина. Только влажный и глухой стукоток бревен да всплеск. Тоскливо стоять в такое время одному на речном берегу, если не чувствовать за спиной надежного человека.

БОЙКОЕ МЕСТО

Запахнувшись в жаркий ватник, я беспрерывно дымил сигаретами: замаяли комары. У ног, лениво вороша кукан с рыбой, плескалась вечерняя река. Удилища спокойно лежали на рогульках, провисшие лески донок не обещали ничего интересного.

Над лесами катилась гроза. Казалось, она обступила ветхие строения нашего поста со всех сторон. Добродушно погромыхивало вокруг. Змеились далекие тусклые молнии. Начало накрапывать и перестало.

Послышался треск мотора. Он быстро приближался. Из-за поворота сверху показалась легкая дюралевка. Почему-то думалось, что она обязательно завернет к нам. Я уж знал, что тишина и одиночество на рыбацкой заимке обманчивы. Кто ни плывет мимо, если у него есть время, обязательно причалит к «дяде Васе». На моих глазах здесь четыре раза были кривецкие мужики, наведывались из другой соседней деревни, притыкалась к берегу леспромхозовская самоходка, дважды прибегал катер из экспедиции геофизиков.