Сестра прищуривает глаза:
— В надежде услышать о твоих полнейших провалах.
Ох, ох, ох… Похоже, воевать с Фиби мы прекратим только под самую старость. Хотя даже у такого варианта вероятность слишком мала.
— Тогда я вынужден разочаровывать тебя каждый раз, когда ты спросишь “как дела”.
Глаза сестры наливаются гневом. Видит Бог, я не хотел разговоров подобного характера этим вечером! Фиби уже было открывает рот, чтобы уколоть меня в ответ, но мама опережает ее:
— Прекратите!
Ее голос звучит рассержено, заставляя обратить внимание.
— Не я это начала, — оправдывается Фиби.
Чувствую, как внутри разрастается уже привычная нервная буря, но я из последних сил скрываю эмоции.
— А кто же?! — не смотря на все попытки сохранить спокойствие, мой тон получается резким и грубым.
— Тедд! — прикрикивает отец.
Я больше не могу терпеть это. Резко вскакиваю на ноги и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Черт!
Вот так было всегда. Приставать начинала сестра, а влетало все равно мне. Единственным объяснением отца всегда была и остается фраза “Девушек никогда нельзя обижать”, но для меня это полнейшая глупость. Да, я согласен, что ни в коем случае не нужно огрызаться первым, но когда Фиби сама нарывается на скандал, я не могу молчать.
А потом родители удивляются, почему я так редко приезжаю к ним. Живой ответ на этот вопрос сейчас сидит в гостиной, радуясь своей победе. Да только победа ли это? Вряд ли. Лишь перекрытие за спины родителей.
Я забрел в свою старую детскую комнату. Здесь все осталось по-прежнему, только старенькие обои слегка пожелтели, игрушки, которые все время были разбросаны по всей комнате, теперь мирно покоятся на полках и в деревянном ящике, старые фотографии покрылись небольшим слоем пыли — следствие того, что миссис Джонс все же заглядывает сюда, иначе здесь была бы одна беспросветная грязь.
Я включаю ночник на прикроватном столике и присаживаюсь на кровать. Пружины подо мной протяжно скрипят, царапая слух. Подумать только, я не посещал эту комнату уже как четыре года. Много это или мало? Сейчас кажется, что это довольно много. В голове проносятся воспоминания о маминых сказках, тихих летних ночных песнях сверчков и тайных играх, когда мне не спалось. Так же на ум приходят картинки о уже более взрослом молодом человеке, каким я был в старших классах и университете. Мама предлагала сделать ремонт в комнате, обустроить более серьезно, но я не хотел. Не помню, почему. К тому же в двадцать лет я уже переехал в “Эскалу”. Зачем тратить деньги, если знаешь, что эта комната все равно будет пустовать. Честно говоря, я был уверен, что мама с папой перепланируют ее, когда я уеду. Интересно, почему они этого не сделали?
Я подхожу к старенькому письменному столу и провожу пальцами по обтрепавшемуся краю. У меня было самое счастливое и самое неспокойное детство. Меня очень любили родители, но совершенно не принимали в обществе. Найти друзей было крайне сложно. И вот мой единственный друг в лице Брайана Уолтера является одним из самых несерьезных людей. Хотя какую роль это играет? Это единственный человек, которому я доверяю ровным счетом как себе.
Сажусь на стул, и в голове возникает образ, как я вечерами напролет корпел над учебниками. Уже в первом классе мне жутко не хотелось выполнять домашнее задание, но со временем понимал: чтобы стать успешным человеком — необходимо учиться.
Во всем примером для меня служил папа. Хотя, как мне известно, он не был в числе прилежных учеников. Одна не смотря на это Кристиан Грей держит свою собственную империю с довольно молодых лет. Я мечтал, что когда вырасту, обязательно буду похож на отца. Буду таким же сильным, терпеливым, выносливым, рассудительным, умным, успешным… Сбылось ли? Не знаю. Вот бы нашелся человек, который смог описать мою сущность по честности, а не зависти, ведь отцу тоже помогли понять, какой он на самом деле.
Мама. Весь мир Кристиана Грея опирался и опирается до сих пор именно на нее. Они безумно любят и дорожат друг другом.
Как-то, когда мне было семнадцать лет и я расстался с девушкой, отец рассказал мне, как сильно он однажды полюбил Анастейшу Стил. И полюбил так, что просто не представлял, как будет существовать, если она уйдет. Он берег ее, уважал, любил. В тот момент я понял, что определенно также найду центр своей Вселенной, как только появится достойная девушка. Мне уже двадцать четыре, и своими миром я считал Тиффани. Оказалось, ошибся. В определении отношений и семьи моим примером для подражания снова является отец. Сейчас я понимаю, что хочу к себе такого же отношения, какое у матери к отцу.
Рассеянно провожу рукой по столу и открываю один из выдвижных ящиков. Глазам не верю, передо мной моя старая тетрадка, в которую я записывал самые яркие и самые ужасные моменты. Небрежным движением смахиваю пыль, открываю “детский документ” и пробегаюсь глазами по строкам: