Не взгляну на траву, ни зимой, ни весной,
Если не будешь ты рядом со мной.
Река Эсгалдуин быстра и мрачна!
Петь почему же одна я должна,
Где чарами вечно струится вода,
Когда без надежды приду я туда,
Река где безжалостна даже сама,
Сердечная боль, одиночества тьма?
- Но в Дориат ведь отныне пути
Берен вовеки не сможет найти
И Тинголу в угоду вовек самому;
Ведь я же поклялся отцу твоему,
Что только тогда я обратно приду,
Когда Сильмарил лучезарный найду,
Отвагой тебя заслужив средь пустыни.
"Ни Моргота пламя, ни сталь, ни твердыни,
Эльфийских князей вся несметная рать
У меня мой алмаз не сумеют отнять":
Я клялся о той, с кем вовек не могли
Красою сравниться все дети земли.
Мое слово, увы, ныне должен держать,
Не первый над клятвою должен рыдать,
В ярости гордой поклявшись легко.
Кратка была встреча, и утро кратко,
Торопится ночь, и близка к нам разлука!
Все клятвы - то лишь неизбывная мука,
В стыде не исполнить иль в горе держать.
А! Если б мог неизвестным я спать
С Барахиром под каменной тяжестью сна,
И ты б до сих пор танцевала одна,
Бессмертная, в мире не зная печаль,
Песней наполнив Эльфийскую даль.
- Тому не бывать. Есть оковы прочней,
Чем прутья стальные и тяжесть камней,
Сметут они гордость и клятву твою.
Разве не видишь ты верность мою?
Иль у любви своей гордости нет?
Иль ты решил, что отринет и свет
Лутиэн, и любовь свою в мире забудет!
Элберет звезды! Так в жизни не будет!
Если оставишь меня ты блуждать,
Вдали одинокие тропы искать,
Тогда Лутиэн не вернется домой,
А будет рыдать на дороге лесной,
Несмотря на опасность и горе пути.
И, если с тобою нельзя ей пойти,
Против воли твоей за тобою в тени
Пойдет, чтобы встретились снова они,
Лутиэн и Берен с любовью, вдвоем,
Где земля или темных брегов окоем.
- Нет, Лутиэн, ты смела даже в муку,
Не делай труднее ты нашу разлуку,
Ты любовью меня извлекла из тюрьмы,
Но никогда в само логово тьмы,
Где страхи и вечного ужаса стон,
Свет твой не будет вовек приведен.
- Никогда, никогда! - вздрогнув, он повторил.
В об'ятьях его ее голос молил,
Тут звук налетел, как грохочущий шторм,
То Куруфин и за ним Келегорм
Ветром внезапным, грозой средь ветвей
Промчались. И громко копыта коней
Звенят по земле. И во гневе вперед
Бешено путь их к востоку ведет,
Чтоб вдоль Дориата тропу отыскать
И мимо ужасных теней проскакать
Горгората. Они той тропой
К братьям пришли бы дорогой прямой,
На восток, где стоял, высотою застыв,
Химринг, Аглона проход заградив.
Скитальцев увидели, с криком на них
Коней олни тут повернули своих,
Словно хотели они затоптать
Двоих и любовь их навек разорвать.
Но, подлетев, кони вмиг повернули
И гордые шеи свои изогнули;
Остановился тотчас Куруфин,
Лутиэн на седло подхватил он один
И засмеялся. Но рано: стрелою литой,
Свирепее, чем львиный король золотой,
Разгневанный стрелами в шкуре своей,
Оленя рогатого даже быстрей,
Что от погони летит по лощине,
Берен с рычанием яростным ныне
К Куруфину он прыгнул, на горле сцепив
Руки свои; тут же, все сокрушив,
На землю упали и всадник, и конь;
Их драки беззвучно катился огонь.
Лутиэн без сознанья лежит у корней,
Под небом, повисшим меж голых ветвей;
Тут Нолдо почувствовал Берена руки
на горле своем, и боролся он в муке,
Глаза из орбит выходили, и он
Задыхался, безжалостной хваткой сражен.
Келегорм приближался с поднятым копьем,
И Берена смерть полыхнула на нем.
Эльфийская сталь тут убила почти,
Кого Лутиэн увела из ночи,
Но, лая, Хуан повернулся кругом
К хозяину вдруг с обнаженным клыком,
Что белой угрозой свирепой блестел,
Словно на волка он ныне глядел.
В ужасе в сторону конь поскакал,
И Келегорм тут во гневе вскричал:
- Будь проклят ты, пес, что посмел тут стоять,
Посмел нк хозяина клык обнажать!
Ни всадник бесстрашный, ни конь в этот миг
Туда не пройдут, где опасный возник
Гнев, где Хуан, дико лая, застыл.
Красны его челюсти. Конь отскочил
И издали в страхе глядел на него:
Ни ножа, ни меча и почти ничего,
Ни удара копья, ни отравленных ран,
Ни хозяина ввек не боялся Хуан.
Тогда б Куруфин свою встретил судьбу,
Но тут Лутиэн прекратила борьбу.
Очнувшись, вскочила она, закричав,
В отчаянье ныне над Береном встав:
- Мой повелитель, ты ярость отринь!
Такое лишь Орки творят средь пустынь;
У Эльфов врагов кругом не сосчитать,
Огромны они, и им меньше не стать,
Пока под проклятьем сражаемся мы,
Все обезумев, и мир полон тьмы.
Успокойся, иль хуже случится беда!
Отпустил Куруфина тут Берен тогда;
Но кольчугу с копьем у него отобрал,
И нож его длинный, что бледно мерцал,
Стальной, обнаженный, без ножен висел.
Раны никто исцелять не умел,
Нанесенные им; ведь в далекие дни
Его гномы ковали, и пели они
Заклятья, и молоты падали в ряд
Под сводами Ногрода, словно набат.
Железо - как щепки ему все равно,
Кольчуги он рубит, как льна полотно.
Но сжимала другая ладонь рукоять;
Хозяин пред смертным не смог устоять.
Берен поднял его, далеко отшвырнув,
Закричал: - Уходи! - речью больно кольнув. -
Уходи поскорей, ты, предатель, глупец,
В изгнании будешь ты жить наконец!
Поднимайся, иди, и не делай впредь так,
Как Моргота слуги, как Орки, как враг;
Ну, гордый сын Феанора, ступай,
Впредь подостойней дела выбирай!
Прочь Лутиэн тогда Берен повел,