Лазоревый грех

Камзол у Жан-Клода был из черного бархата такого мягкого и тонкого, что он казался мехом. Полы камзола доходили до колен. Вышивка на лацканах и широких манжетах, густой темно-синий цвет. На камзоле и на черном жилете вышивка была подобрана, но сорочка в этом великолепии черного и темно-синего была такая же лазоревая как простыни на кровати. Того цвета, который приобретает небо между ночью и днем. На этом фоне синева его глаз казалась живой драгоценностью в раме черных волос и почти идеальной белизны кожи.

Шелк громоздился на груди мягкими рюшами и уходил под жилет. В этом холме виднелась золотая с сапфиром булавка, и камень был размером почти с его синие глаза. При движениях рук манжеты колыхались, открывая сапфиры почти такие же большие, как тот, что на груди. Они были васильковые, будто застывшая капля Карибского моря.

Волосы вились массой черных локонов. Он будто даже причесал их меньше обычного, пустил свободно вокруг лица и плеч. Чернота волос сливалась с чернотой камзола, и они казались живым украшением.

На миг мне показалось, что на нем кожаные штаны, потом я сообразила, что это высокие сапоги. Штаны на нем тоже были, но едва заметные. Сапоги по всей длине были прошнурованы синим кожаным шнуром под цвет яркой голубизны сорочки.

Меня раздирали два желания: радостно завизжать, что я готова играть с ними обоими, и бежать без оглядки. Я как-то смогла просто остаться в комнате и не сбежать, но и не бухнуться на колени, как девчонка-фанатка в присутствии своих кумиров. Последнее потребовало больше силы воли, чем мне хотелось бы признавать вслух.

— Ma petite, ты что-нибудь слышала из того, что мы сказали?

Я вспомнила, что они шевелили губами, пока я глядела на это мужественное великолепие, но ради спасения собственной жизни я бы не могла повторить ни слова.

Вспыхнув до ушей, я ответила:

— Вообще-то нет.

Он посмотрел безнадежно, поставив руки на бедра, распахнув камзол и сверкая синими шнурами, пока шел ко мне.

— Как я и боялся, Ашер. Ты ей вскружил голову. Если мы не сможем, — он неуверенно взмахнул рукой, и впервые сверкнуло у него на пальце кольцо с сапфиром, — приглушить этот эффект, она сегодня будет бесполезной.

— Если бы мне могло присниться, что она может быть так полностью захвачена, я бы сдержался.

Жан-Клод повернулся к Ашеру лицом — мне предстала вышивка на спине камзола. Она складывалась в какую-то картину, но ее было не рассмотреть под водопадом волос.

— Правда, mom ami? Ты действительно воздержался бы от такого наслаждения? Ты бы смог устоять?

— Если бы знал, что случится, — oui. Я бы не стал ослаблять нас в присутствии Мюзетт и ее команды ни ради какого наслаждения.

Я нахмурилась и покачала головой:

— Погодите, парни. — Они повернулись ко мне. Оба были удивлены — наверное, тем, что я так нормально говорю. — Это не может быть сила Ашера, разве что его очарование распространяется на Жан-Клода — потому что вы оба одинаково шикарны. Меня подмывает подпрыгнуть и завопить: ур-ра, хочу играть с обоими... — Я заморгала и постаралась не покраснеть. — Я что, сказала это вслух?

Они переглянулись, потом Жан-Клод повернулся ко мне, и светлые глаза Ашера — тоже.

— Что ты говоришь, ma petite? Я никогда раньше не видел тебя такой остолбенелой и онемелой.

Я посмотрела на них обоих и снова покачала головой.

— Так, вам нужно объяснить. Сейчас я это сделаю. — Я прошла мимо них к большому зеркалу в другом конце комнаты и поманила их за собой. — Быстрее, мальчики, у нас не вся ночь впереди.

Они наконец подошли с озадаченным видом. Я несколько отвлеклась, глядя, как они скользят ко мне в золоте, в коже, в бархате. Но наконец я их поставила перед зеркалом, и они смотрели на меня, все еще недоумевая.

Пришлось даже слегка взять их за руки и поставить так, чтобы светлое золото камзола Ашера сверкало на фоне черного бархата Жан-Клода, и черные локоны переплелись с золотыми кудрями. Я сдвинула их, пока яркая голубизна сорочки Жан-Клода и сапфировая булавка не подчеркнули синеву глаз их обоих.

— Посмотрите на себя и скажите, может ли хоть один смертный видеть эту красоту и не восхититься до потери дара речи.

Они посмотрели в зеркало, потом друг на друга, и потом Жан-Клод улыбнулся. Ашер — нет.

— Ты права, ma petite. Если бы это была только сила Ашера, она бы не распространилась на меня. — Он повернулся ко мне, улыбаясь. — Но я никогда не видел, чтобы ты была так зачарована.

— Просто не замечал.

Он покачал головой:

— Non, ma petite, я бы такой феномен не мог не заметить.

Я пожала плечами:

— Может быть, я никогда не видела вас обоих сразу в полном боевом наряде, и меня ошеломило двойное воздействие.

Он чуть отодвинулся, повернулся изящным оборотом, расставив руки, показывая свой наряд.

— Ты думаешь, это слишком кричаще?

Я улыбнулась, почти засмеялась.

— Нет, даже и близко нет, но я имею право при виде такой красоты онеметь.

— Tres poeitc, ma petite.

— Глядя на вас обоих, я действительно хотела бы быть поэтом, потому что иначе не могу воздать вам должное. Вы восхитительны, чудесны, с-ног-на-фиг-сшибательны.