Лажа под названием жизнь

И вдруг, буквально за пять минут до отхода поезда, в купе заваливают молодожёны – парень с девушкой. И при них – огромный, как мешок, пакет. Откуда, думаете? Из Мак-Доналдса (как вы знаете, они у них фирменные, сразу видно). И говорят мне: «Пожалуйста, возьмите этот пакет, это нам родственники после свадьбы на дорогу всучили, а нам он совсем не нужен. Не возьмёте – мы его выкинем». И заваливаются на верхнюю полку и, естественно, начинают целоваться-миловаться. Правда, кажется, в пределах приличия, но мне такие вещи по фигу. Людям хорошо, они молодые, почему я должна быть против?!

Я открываю пакет. Батюшки!!! Всё наисвежайшее и на роту солдат. Ну вот – как это воспринимать? Как чудо – пусть и мелкое? Я не знаю. Только сдаётся мне, что в жизни всё не так просто, как многим кажется. И главное, со мной было много всякого-такого, чему я не могу дать какого-то «материалистического» объяснения.

Пейсатель я – или кто?

Что это со мной творится последнее время? Мной овладела ненормальная страсть – писАть, писАть и писАть. Я не хочу делать ничего другого – не хочу даже есть! Это какой-то невыносимый зуд, вроде кожного! Где у меня чешется?! Что вообще со мной такое?

На улицу я почти не выхожу, да и незачем. Вся моя жизнь сосредоточилась на маленьком пятачке в комнатке, в которой даже нет окон – только одно узенькое высоко вверху, но, как ни странно, аналогии с тюремной камерой у меня не возникает, может быть, потому, что, слава Богу, в тюрьме я за свою долгую жизнь, в которой чего только не было, посидеть не удосужилась. Самые меткие пословицы – у нас, у русских, и кто же не знает знаменитое: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся»? (Впрочем, у англичан тоже пословицы хорошИ – я люблю про скелет в шкафу и «My house – my fortress»).

Так вот «сумы» я за последние годы хлебнула выше крыши. Но зато здОрово похудела – много лет была ужасная толстуха, а теперь стройняшка, потеря пятидесяти кг – это вам не хухры-мухры!

Сегодня я плюнула на отсутствие денег и сделала себе роскошный подарок: купила дешёвенькое стёганое одеяло, и мне теперь очень уютно валяться на сломанной раскладушке, с одной стороны которой стоит допотопный гроб – старинный обогреватель, который разоряет меня подчистую. Валяюсь я почти всё время, потому что творю в лежачем состоянии. До того уже довалялась, что, когда пошла в магазин купить оставленной на меня хозяйской собачонке макарон (опять же, за свой счёт), то почти не могла идти – задыхалась и не было сил… Дожила я…

Но, в общем-то, я научилась не волноваться по пустякам и не только. Даже уже «по-крупному» почти не волнуюсь. А чего волноваться? Живу же я эти десять лет, в полном одиночестве, безо всякой поддержки… Живая? Даже чересчур! Смоталась в Америку, хоть ничего там не заработала. Мотаюсь по морям – вон целых пять месяцев провалялась у любимого Азовского. Да так и осталась здесь на зиму. Вот что интересно – пишется здесь хорошо! Два года назад написала дня за три совсем не слабую повестушку. В этом – меня вдруг переклинило на фантастике, хотя раньше этот жанр как-то не любила.

Народ почему-то начинает по-хамски издеваться, когда представляешься писателем. Даже словечко придумали: «пейсатель». Это типа как раньше бабьё с мужичьём издевались над «антилехентами»: «А ещё в очках!», «А ещё шляпу надел!» А вот в Штатах, когда я гордо говорила: «I’m writer» – никто не ставил это под сомнение. Ну а наш народ обожает всё обосрать и принизить. Ведь сам он унижен в этой жизни по самое «не могу», его унижают на каждом шагу, дома и на работе, никто никого не уважает нисколько… И поэтому люди не понимают, что можно быть внутренне совсем свободным – вот как я.

Я была свободной даже при коммунистах. Они ничего не смогли со мной сделать, хоть и пытались, инакомыслие в те времена строго преследовалось. То есть, мыслить-то можно было как угодно, но вслух – ни-ни… А я, помнится, и вслух очень многое себе позволяла… Странно, что жива-здорова осталась… Но это потому, что Иосифа Виссарионовича уже не было, при нём прихлопнули бы, как муху…

Пушкин однажды так собой восхитился – когда «Бориса Годунова» накропал, что даже от восторга сукиным сыном себя обозвал. Как я его понимаю!!! Мне иногда тоже очень нравятся мои «свеженаписанные» творения. Потом я про них забываю, иногда даже вспомнить не могу, про что у меня там. А по правде говоря – ну какой я писатель? – Сама себя не слабо развлекаю, это правда. «Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось».

Ну, в конце концов, судьба – дама прихотливая. Надоест же ей когда-нибудь так безобразно меня мордовать! Если я, конечно, дождусь того приятного времечка, когда она захочет сделать мне какой-нить скромный подарочек. Отказываться не буду – ведь делала она уже такое, не впервой ей. А потом, видно, прогневала я её чем-то, хоть, если откровенно, я просто сваляла ваньку…

Что ж, опять можно народную мудрость вспомнить: «Знал бы, где упасть…»