Лазейка из Сторибрука (СИ)

Даз бегал кругами в высокой жёсткой траве и со звонким тявканьем прижимая голову к земле возвращался к спутникам, чаще всего к Изобель: он уже успел усвоить, что его хозяин довольно тяжёл на подъём. Девушка, смеясь, склонялась над пёсиком и выбирала из его жёсткой шёрстки головы чертополоха, оборачивалась на отставшего от группы Голда и замедляла шаг, в ожидании, что он её нагонит. Голд улыбался ей и махал рукой, мол, не обращай на меня внимания. И дело было не в том, что негнущиеся резиновые сапоги замедляли ход. Он знал, что если они пойдут рядом, Изобель угадает его настроение, и заразится от него этой нежностью и тоской. А они не к добру. Ей не обязательно знать, что счастье — это мгновение, что верить ему нельзя. И сейчас, когда они подошли так близко к ответам, Голду всё сильнее казалось, что эти ответы ему не понравятся. Не предвидение, предчувствие. Или скорее неверие в своё счастье? Много ли он его видел. И разве — заслужил?

Уже у водопада он наконец нагнал остальных, и Изобель взяла его за руку — ему хватило нескольких недель, чтобы привыкнуть к тому, что ей так же необходимо касаться его, как ему — её. Голд опустил глаза.

— Ну, что, ты боишься? — спросила его девушка.

Голд усмехнулся:

— Сейчас ты скажешь, чтобы я не боялся и пообещаешь, что всё будет хорошо.

Изобель склонила голову:

— Нет. Я всего лишь хотела предложить тебе побояться вместе. Это лучше чем в одиночку. — Она крепче сжала его пальцы. — Думаешь, мне не страшно потерять тебя?

— Нам всем страшно, — подал голос Хэмиш. — Пап, я не затем столько лет ждал, когда ты меня отыщешь, чтобы нам потерятся снова.

— Дети переживают своих родителей — это нормальный ход жизни, — криво улыбнулся Голд. — Вот если наоборот, тогда это действительно можно назвать трагедией.

— Мы что, так и будем здесь стоять и выяснять отношения? — вернул всех к реальности МакИвер. — Или всё-таки зайдём?

— Даже не знаю, — протянул Хэмиш и первым ступил за завесу водопада.

За ним последовали и остальные.

В полумраке пещеры ничто не изменилось, только холод чувствовался острее. Даже Голд, несмотря на недавно вернувшуюся к нему неуязвимость, ощутил как по телу пробежал озноб.

МакИвер и Хэмиш достали камень и поставили его на возвышение.

— Можно начинать? — спросил МакИвер с завидной невозмутимостью.

— Нет, — покачал головой Голд. — Надо подождать, когда камень обсохнет. Или обсушить его самим.

Он достал из кармана носовой платок и в установившейся благовейной тишине несколько раз обтёр Камень. Когда наконец платок стал совершенно мокр, а Камень относительно сух, МакИвер снова заговорил:

— Ну, что, пора читать ваше заклинание? Слова жизни?

— Пора, — согласился Голд хрипло. — Только мы не сможем его прочесть. Ни я, ни Изобель, ни кто-либо ещё из присутствующих.

— Это почему? — в голосе МакИвера наконец прорезалась некоторая обеспокоенность.

— Египетские иероглифы расшифрованы, и мы можем понимать смысл написанного, — пояснил Голд. — Но никто не знает, как именно звучали слова жизни. Никакие самые продвинутые египтологи в этом нам не помогут.

— Что? — переспросил Хэмиш. — Ради чего тогда мы всё это затеяли? В чём подвох.

— Мы, — Голд вынул из кармана мел, — не можем произнести заклинание. Но мы можем его начертать.

— И это сработает?

Голд пожал плечами и встал на колени перед камнем. Ему не пришлось говорить Изобель, чтобы она дала ему фото, она сама вынула их из своей объёмистой сумки и протянула ему с ободряющей улыбкой. Он улыбнулся ей в ответ и, подождав, когда дрожь в пальцах уляжется, начертал первый знак.

— А нам что делать? — спросила Александра.

Голд не ответил ей, он боялся прерывать заклинание.

— Помолчать, — сказал МакИвер у него за спиной, и Голд ощутил мимолётную благодарность. Он знал, что кинжал искушает своего владельца не меньше, чем раба. И пока Джон МакИвер выдерживал это искушение, даже лучше, чем Голд мог предположить, когда в минуту отчаяния доверился ему.

Голд переносил на Камень иероглиф за иероглифом. Места было не так много, а заклинание было длинным. И к моменту, когда последний, 52 значок был начертан — мел почти полностью скрошился у Голда в пальцах, а ладони были мокры уже от пота. Он взглянул на камень, на завесу водопада, и… Ничего сверхъестественного не происходило.

— Может быть, ты где-нибудь ошибся?

Изобель склонилась над камнем, проверяя точность… Но ошибок не было.

Голд легко поднялся на ноги и привлёк девушку к себе.

— Знаете, Лохду не самое худшее из тех мест, где мне приходилось бывать, и если остаток жизни мне придётся провести здесь безвылазно, — обратился он ко всем присутствующим, — то это не так уж и страшно… Особенно, если ты будешь со мной, — добавил он уже тише, для одной Изобель, и девушка потянулась к нему за поцелуем.

Что ж, ни для кого не было секретом, что они «вместе», и что машина Голда уже давно прочно обосновалась в полисаднике за домом молодой журналистки. Но всё равно, под взглядами сына, невестки и МакИвера, Голд почувствовал себя смущённым. И поцелуй вышел робким и несмелым.