На фронте для Завойко тоже нашлись дела. Оказалось, что он легко владеет пером, и с тех пор Корнилов стал поручать ему составление всевозможных деклараций и обращений. Завойко лично развозил по полкам солдатские подарки: табак, папиросы, бумагу. Вручались они от имени командующего и должны были способствовать его популярности в войсках. Для этого же была предназначена и отпечатанная по инициативе Завойко брошюра с биографией Корнилова. Все это явно выходило за рамки простой заботы начальника о своих подчиненных. Показательно, что биография Корнилова распространялась не только в 8-й армии, но и по всему Юго-Западному фронту. Генерал П.Н. Врангель вспоминал, что накануне июньского наступления у Завойко были уже заготовлены флаги с призывами к народам Карпатской Руси к восстанию против австрийского ига{231}. Трудно представить себе Корнилова подобно Наполеону с флагом в руках на Аркольском мосту, но наверняка в воображении Завойко рисовалось что-то похожее.
Мы не можем с уверенностью сказать, как относился сам Корнилов к комбинациям Завойко. Во всяком случае, он держал его при себе, хотя многие уже начали коситься на странного ординарца. Завойко верно уловил уже упоминавшееся нами свойство характера Корнилова. По его словам, хотя Корнилов и есть «человек исключительной, сумасшедшей воли, настойчивости и решительности в исполнении раз принятого им решения, он оказывается человеком крайне бесхарактерным в течение всего периода выбора того или иного решения»{232}.
Тем не менее не следует преувеличивать влияния Завойко на Корнилова. Корнилов был не из тех, кто позволил бы собой манипулировать, да и Завойко был слишком мелкой фигурой для кукловода. Скорее, Завойко подтолкнул Корнилова к мыслям, которые появлялись у него и раньше, но он боялся признаться в них даже самому себе. Генерал Е.И. Мартынов вспоминал, что в плену Корнилов заполнял свой вынужденный досуг чтением, «но читал почти исключительно книги о Наполеоне, что еще больше раздражало его, так как он имел обыкновение проводить параллели между различными случаями из жизни великого корсиканца и своей собственной»{233}. Оговорим, что мы не можем всецело доверять свидетельству Мартынова, но если все и было так, то это вполне естественно.
К тому времени уже сто с лишним лет тысячи и тысячи людей во всех странах «глядели в Наполеоны». Революция же, казалось, сделала все для того, чтобы эти сладкие мечты воплотились в жизнь. Керенского уже летом 1917 года начали сравнивать с Наполеоном, особенно после того, как у него появилась манера появляться на людях с рукой, «по-наполеоновски» заложенной за борт мундира. Корнилов, по крайней мере, избегал любого внешнего копирования. Но, видимо, все же общение с Завойко даром для него не прошло.
Обещания Завойко связать генерала с влиятельными людьми, похоже, так и остались обещаниями. Ему, правда, удалось установить контакт с некоторыми офицерскими организациями, вроде упоминавшейся группы П.Н. Врангеля и А.П. Палена, но это произошло потому, что они сами искали связи с ним, а через него с Корниловым. Между тем для осуществления планов Завойко политические связи были нужны не менее, чем победы на фронте.
Мы уже писали о том, что в начале июня 1917 года Временное правительство учредило должности армейских комиссаров. В 8-ю армию в этом качестве был прислан член исполкома Петроградского Совета М.М. Филоненко. Известный писатель и литературовед В.Б. Шкловский, близко знавший Филоненко, дал в своих воспоминаниях его яркий портрет: «Это был маленький человек в кителе, с волосами коротко остриженными, с головой довольно большой и круглой, что делало его слегка похожим на котенка… Сын крупного инженера, он неоднократно занимал места на крупных судостроительных заводах и неизменно уходил, испортив положение. Это был человек хороших умственных способностей, но не обладающий ароматом талантливости»{234}.
Накануне революции штабс-капитан Филоненко был помощником командира броневого дивизиона. Подчиненные его не любили. Говорили, что на фронте по его приказу был насмерть засечен один из солдат. После этого Филоненко, опасаясь мести, поспешил перевестись в Петроград. В Петроградский Совет он попал благодаря хорошо подвешенному языку. Когда в войсках были введены должности армейских комиссаров, у руководства Совета не нашлось под рукой подходящих кандидатур, а Филоненко вызвался сам и потому получил назначение.