Лавр

Привязав осла к дальнему кустарнику, брат Гуго имел возможность спокойно рассказать на привале о том, как Апеннины сдерживают жару южного ветра, а утесы Альп останавливают холодные северные ветры Борей и Арктос. Кое-что он знал и о Гиперборейских горах на Крайнем Севере, у которых поверхность гладкая, как стекло, что позволяет им легко отражать лучи солнца. Вогнутая форма гор заставляет лучи сходиться в одной точке, и это нагревает воздух. Высота же гор не дает этому воздуху смешиваться с арктическим холодом, что, собственно, и делает климат в высшей степени приятным. Потому обитающие там гиперборейцы достигают такого возраста, когда естественным образом устают от жизни и без каких-либо видимых причин бросаются с высоких скал в море, тем самым прекращая свое существование, что, конечно же, грех.

Найдя удобную минуту, брат Гуго рассказывал своим новым знакомым и о других горах. Он делился сведениями об Олимпе, который свысока взирает на облака, об утопающем в лесах Ливане и о горе Синай, чья вершина у самых небес, отчего подняться на нее обычным людям невозможно. Будучи францисканцем, монах, разумеется, вспомнил о горе Ла Верна, на которой уединился святой Франциск, благословивший гору так же, как прежде благословлял птиц. Не обошел брат Гуго вниманием и гору, мимо которой проходил Александр Великий, превращавшую храбрецов в трусов и трусов в храбрецов. Александр был самозабвенным путешественником, и дорога сама расстилалась под его ногами.

Иногда я чувствую себя Александром, сказал Арсений Устине. И дорога сама расстилается под моими ногами. И, подобно Александру, любовь моя, я не знаю, куда она ведет.

В один из дней караван попал под камнепад. Камни летели, отдаваясь в ущелье тысячекратным эхом, и было страшно. Когда все стихло, все увидели, как в придорожном кустарнике, хрипя, билась лошадь. Она судорожно выбрасывала перед собой копыта, и было слышно, как под ее крупом трещали ветки. Ее хотели заколоть, чтобы не продолжать ее мучений, но Арсений остановил тех, кто намеревался это сделать. Он подошел к лошади со стороны куста и положил ей на гриву руку. Лошадь перестала бить ногами. Стало видно, что из передней ноги течет кровь. Арсений обошел лошадь и ощупал раненую ногу.

Это не агония, сказал Арсений, лошадь бьется не оттого, что подыхает, а от невыносимой боли. Нога ее сильно ушиблена, но не перебита. Дайте мне холстину, и я перевяжу ногу, чтобы остановить кровотечение.

Возьми, но будь осторожен, крикнули ему из каравана, потому что ударом копыта она может убить. К тому же имей в виду, что караван не может ждать выздоровления лошади.

Арсений перевязал лошади ногу и, сидя рядом, осторожно водил по холстине рукой. Через небольшое время лошадь поднялась. Она шла прихрамывая, но – шла. Купцы благодарили Арсения – не столько за спасение лошади, сколько за то необычное, свидетелем которого они стали. Они понимали, что дело здесь не в лошади. Караван двинулся дальше.

В широких и светлых ущельях, где дорога позволяла ехать бок о бок трем всадникам сразу, маленький осел брата Гуго неизменно оказывался между лошадьми Арсения и Амброджо. Размеренная поступь лошадей сопровождалась его дробным цоканьем, напоминавшим игрушечный барабан. В такт этой дроби тряслись щеки и подбородки брата Гуго. Несмотря на разницу в шаге, лошади и осел шли ноздря в ноздрю: для последнего это было вопросом чести. Самому же брату было лишь важно, чтобы оба собеседника слышали его в равной степени хорошо.

Во время дождя брат Гуго рассказывал им о природе туч и облаков, в хорошую же погоду говорил о небесных поясах, по которым плавают светила, дневные и ночные. Наблюдая, как быстро меняется в Альпах погода, францисканец не утаил от Арсения и Амброджо и того, что знал о влиянии климата на характер человека. Из климатических особенностей земель он достоверно выводил, что римляне мрачны, греки переменчивы, африканцы коварны, галлы свирепы, а англичане и тевтоны крепки телом. Сильный мистраль в долине Роны привел к тому, что люди там ветрены, легкомысленны и не держат данного ими слова. Переселение же народов вместе со сменой климата неизбежно ведет к изменению нрава. Так, ломбардцы, перебравшись в Италию, утратили жестокость – отчасти, конечно, потому, что женились на итальянках, но в основном, как следует полагать, все же из-за климатических условий.

Не встреть мы тебя, брат Гуго, сказал Арсений, мы бы никогда не узнали многих полезных вещей.

Перемещение в пространстве обогащает опыт, скромно ответил брат.

Оно спрессовывает время, сказал Амброджо. И делает его более емким.

Путешествующий в Альпах подобен тому, кто двигается по лабиринту. Он идет зигзагами по дну ущелий, следуя их форме, и путь его никогда не бывает прям. Ущелья порой соединяются друг с другом, давая путнику возможность беспрепятственно переходить из одного в другое. Но, являясь для человека по преимуществу испытанием, горы не всегда предусматривают удобство перехода. Нередки случаи, когда ущелье наглухо закрыто горами. В таких случаях остается единственный путь: вверх.