Терах поднял голову и увидел за спиной правителя Тасида, жреца богов Нанниру и Исина, покровителей великого Ура. На его лице играла самодовольная ухмылка. Что ж, эта хитрая лиса сыграла на этот раз удачную партию. Уже который год жречество жаждало власти и на горе многих получало ее, ниспровергая всех, кого считало своими врагами. Терах на свою беду оказался одним из них. Он знал, что теперь, когда он в опале, ни у кого из окружения правителя ни здесь в Уре, ни в Баб-или нет желания ему помочь. В одно мгновение он стал никем. Такова судьба придворного…
– Эта жертва умилостивит великих богов Сенаара и принесет процветание Уру и твоему дому.
– Но это же мой сын… – пролепетал Терах.
– Это не единственный твой сын, – уже гремел голос правителя откуда-то сверху, – ты еще молод, и боги не обидят тебя потомством. Конечно, если ты их не разгневаешь собственным упрямством…
От осознания собственного ничтожества и бессилия Терах уже ничего не видел вокруг себя, кроме тени правителя. Ему хотелось испариться с места, на котором он стоял, как можно быстрее.
Тем временем, судя по всему, буря утихала. Правитель перестал гневаться на своего слугу и почти по-дружески положил обе руки на его опущенные плечи:
– Завтра последний день, когда благословенная жертва должна быть посвящена богам, Терах, – будничным тоном произнес он, – если к полудню ты сам не решишься самостоятельно исполнить волю всезнающих, за ним придут.
С этими словами правитель сделал жест, который означал, что самая страшная и роковая аудиенция в жизни Тераха закончилась. Впереди самая ужасная для него ночь. Выйдя на дворцовый двор, где раздавался конский топот и бодрые голоса стражников, Терах несколько раз вдохнул наполненный пылью знойный воздух, и, будучи не в силах больше держаться на ногах, опустился на нагретый солнцем каменный парапет. Окружающий мир перестал существовать. В его ушах все еще не стихал голос правителя: «Если к полудню ты сам не решишься самостоятельно исполнить волю всезнающих, за ним придут…». Придут за его сыном… Заберут его на смерть… На глазах у Тераха навернулись слезы и он зарыдал как ребенок. Так сидел он, сотрясаемый горем, оставленный всеми, пока солнце не скрыло свой лик за изрезанным домами и деревьями горизонтом и дворцовую площадь не покрыли вечерние сумерки.
Когда Терах наконец, поднял голову, его окружала ночная темнота. Черное небо затянули тучи, сильный, порывистый ветер был холодным и продирал до самых костей. Пройдя мимо почтенно склоненных перед ним стражников, Терах оказался за воротами царского дворца. Первым его побуждением было зайти в ближайшую харчевню и залить отцовское горе вином. Но он удержался от искушения – вот уже третий день в городе все, от нищенки до заезжего купца, обсуждали бедного опального чиновника, вынужденного принести в жертву собственного сына. Поправив на себе дорогие одежды, сохраняя величественную осанку и моля богов о том, чтобы никто из знакомых не повстречался ему сейчас на пути, Терах зашагал к своему дому.
Дом. Его он построил немного больше года назад на щедрый подарок правителя. Тогда Терах думал, что в этом доме на многие годы поселятся благополучие и счастье…
Амкелин встретила мужа на высоком крыльце с массивными каменными поручнями, на которых искусный художник вырезал жутковатые лики сенаарских богов. Увидев их изображения, освещенные тусклым светом факела, Терах невольно вспомнил, что его жена была против изображений «идолов», как она выражалась, в их доме. «Чужие» боги принесут несчастье – говорила Амкелин. Ее пророчество исполнилось.
– По выражению твоего лица вижу, что ты принес недобрые вести, – тихо произнесла Амкелин, когда Терах подошел ближе.
Он остановился возле высокой лестницы и, разглядывая барельеф на перилах, молчал. Ему не хотелось говорить. Но бессилие, которое одолевало его душу в присутствии правителя, странным образом превратилось в ожесточенность и злость в присутствии жены.
– Они прогневались на нас, – глухо произнес он, не смотря на Амкелин.
– Кто прогневался? – не поняла та.
– Те, кто сохраняет наш дом. Ты прогневала их своим неверием! – голос Тераха сорвался на крик. Его глаза теперь в упор смотрели на Амкелин, готовые испепелить женщину. Уязвленное мужское достоинство требовало возмездия…
Вид Тераха в тот момент был действительно страшен. Этого крепкого и по-богатырски сложенного мужчину испугался бы всякий, кто увидел бы. Всякий, но не его жена. Она по-прежнему смотрела на мужа сверху вниз, и в ее взгляде Терах прочел только холодный металл презрения, что еще больше его взбесило. Он молнией взлетел вверх по лестнице и навис над маленькой хрупкой Амкелин. Но женщина даже не шелохнулась.
– Ты не веришь в богов, Амкелин, потому что считаешь себя самой умной, – взревел Терах, – ты всегда смеялась над моей верой и над верой моих предков, презирая наши традиции и вековые устои, теперь пришла расплата! Боги разгневались и теперь забирают нашего младшего сына!
– Боги никого не заберут, – невозмутимо ответила Амкелин.