Ластики

Маленький доктор жестом показывает, что нет, и вместо него слово берет третий присутствующий. Он сидит, не сняв плаща, на металлическом стуле у постели раненого; такое впечатление, что ему не по себе.

– Вы не находите, что это… немного… как бы сказать… романтично? Не разумнее ли сделать… сказать… в общем, не напускать такой таинственности?

– О нет, напротив, мы вынуждены действовать так из осторожности.

– Публику, общественность не надо вводить в курс дела, это я понимаю. Информация для прессы, сохранение тайны даже внутри клиники – все правильно. Тем не менее я не уверен, что тайна… на самом деле… Пусть эта палата удалена от остальных, но…

– Да нет же, – перебивает Дюпон. – Говорю тебе, я не видел никого, кроме доктора и его жены; а кроме них, сюда никто и не заходит.

В знак согласия доктор слегка кивает.

– Конечно… Конечно, – не слишком убежденно произносит черный плащ. – Но правильно ли скрывать от полиции… стоит ли соблюдать такую же…

Раненый приподнимается на постели:

– Я тебе уже сказал, что да! Руа-Дозе настаивает на этом. Кроме членов группы, он сейчас не может по-настоящему положиться ни на кого, и полиция не более надежна, чем все прочие. Впрочем, это лишь временная мера: руководители, по крайней мере некоторые из них, будут в курсе дела, как здесь, так и в других местах; но в данный момент мы не знаем, кому в этом городе можно доверять. И пока не поступит новый приказ, пусть лучше все считают меня покойником.

– Да, конечно… А старая Анна?

– Сегодня утром ей сказали, что ночью я умер, что рана у меня была коварная, из тех, что вначале кажутся неопасными, но не оставляют шансов выжить. Я не решался нанести ей этот удар, но так будет лучше. Если бы ее стали расспрашивать, она бы запуталась во вранье.

– Но в газетах написано: «Скончался, не приходя в сознание».

В разговор вмешивается доктор:

– Я им такого не говорил. Наверно, это присочинил какой-нибудь полицейский. Не все газеты это напечатали.

– В любом случае это… я бы сказал, это неприятно. Один, нет, даже два человека знают, что ты не терял сознания: старая Анна и тот тип, который в тебя стрелял.

– Анна газет не читает; кроме того, сегодня она уезжает к дочери и, таким образом, будет избавлена от назойливых расспросов. Что до убийцы, то он видел только, как я заперся в спальне; он не может знать точно, куда он меня ранил. Он будет счастлив узнать о моей смерти.

– Конечно, конечно… Но ты сам говоришь, что у них безупречная организация, что их разведка…

– Их главная сила – это вера в свои возможности, в успех. И на этот раз мы им подыграем. А поскольку полиция до сих пор была бессильна, мы обойдемся без ее помощи, по крайней мере какое-то время.

– Ладно, ладно, раз ты думаешь, что…

– Послушай, Марша, прошлой ночью я почти час говорил с Руа-Дозе по телефону. Мы тщательно взвесили это решение и все его последствия. Это лучший вариант, какой у нас может быть.

– Да… Возможно… А если ваш разговор подслушали?

– Мы приняли необходимые меры предосторожности.

– Да… меры предосторожности… конечно.

– Вернемся к документам: сегодня вечером мне совершенно необходимо взять их с собой, а появиться там я, естественно, не могу. Я вызвал тебя сюда, чтобы ты оказал мне эту услугу.

– Да, да, конечно… Но, видишь ли, это тоже следовало бы поручить полицейскому…

– Ни в коем случае, что ты! И потом, сейчас это уже невозможно. Вообще-то я не понимаю, чего тебе бояться. Возьмешь у меня ключи и после обеда, когда Анна уедет, спокойно зайдешь туда. Там и на два портфеля не наберется. Сразу же принесешь все мне. Я уеду прямо отсюда, около семи часов, на машине, которую пришлет Руа-Дозе, и еще до полуночи буду у него.

Маленький доктор встает и разглаживает складки на своем белом халате.

– Я вам больше не нужен, верно? Пойду взгляну на одну из рожениц. Чуть позже зайду к вам.

Боязливый черный плащ встает тоже, чтобы пожать ему руку:

– До свидания, доктор.

– Всего доброго, месье.

– Ты доверяешь этому типу?

Раненый смотрит на свою руку:

– Вроде бы он все сделал как надо.

– Нет, я не об операции говорю.

Дюпон взмахивает здоровой рукой:

– Что я могу тебе сказать? Он мой старый друг; с другой стороны, ты мог убедиться, что он не болтун.

– Нет, вот это нет… он не болтун, конечно.

– А что ты подумал? Что он пойдет и продаст меня? Чего ради? Ради денег? Думаю, он не такой дурак, чтобы увязнуть в этой истории еще глубже, чем ему уже пришлось. Ему хочется только одного: чтобы я уехал как можно скорее.

– У него такое лицо… Он не кажется… как бы это сказать? Он кажется неискренним.

– Да что ты выдумываешь! У него лицо врача, который немного переутомился, вот и все.

– Говорят…

– Ну да, говорят! Впрочем, про всех гинекологов в этой стране говорят то же самое или очень похожее. Но при чем тут наши дела?

– Да… конечно.

Пауза.

– Марша, тебе очень не хочется идти за моими бумагами?

– Ну почему же… Конечно, я думаю о том, что это не совсем… не совсем безопасно.