Ларс фон Триер: Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом

Мы снимали дубль за дублем, и с каждой новой попыткой я все больше сокращал реплику Пребена. К концу дня, когда вот-вот должно было стемнеть, мы делали последний дубль. К этому моменту я сократил его реплику до одного-единственного слова: «Медея!» Наконец все получилось, все прошло гладко, мы сделали панораму и перевели камеру на Пребена. Мы сидели, припав к монитору, и ждали, что называется, скрестив пальцы. «Ну, давай, Пребен! Давай же!» И тут он произносит свои исторические слова: «Как, черт подери, ее звали?» Это было незабываемо! Он умудрился забыть имя, написанное крупными буквами на обложке сценария. Но он очень приятный человек. Когда-то в молодости торговал древесиной. И продолжал этим заниматься параллельно с актерской работой. Ему принадлежат также мудрые слова, что он еще не встречал режиссера, который сказал бы ему что-нибудь полезное. Он отработал в кино всю жизнь, но мне показалось, что он никогда никого не слушал. Однако он очень хорош — например, в «Слове» Дрейера. Просто великолепен!

У нас было преимущество — мы всегда могли переснять сцену, если она нам не нравилась. В нашем распоряжении был долгий съемочный период на Юлланде, и когда погода была хорошая, мы могли выйти на натуру и снимать снова. Больше всего проблем возникло с этим несчастным кораблем викингов. Мы предполагали взять на борт пару лошадей, но они пугались, когда покидали твердую землю. Стоило подуть ветерку, корабль начинал покачиваться и они впадали в панику. Так что нам пришлось заменить их на других, поменьше, а потом на совсем маленьких. В конце концов нам пришлось взять таких крошечных лошадей, что их холки едва виднелись над бортами. Просто не понимаю, как викинги плавали в свои походы, если у них были такие же нервные лошади.

Съемочный период прошел замечательно, у меня подобралась такая отличная команда. Многие не советовали мне сотрудничать с «Данмаркс радио». Поговаривали, что с ними просто невозможно иметь дело. Но оказалось, что все как раз наоборот. Они работали с огромным энтузиазмом.. Продюсер, Бу Лек Фишер, оказался человеком толковым и безумно симпатичным. А общение со съемочной группой я вспоминаю как сплошное удовольствие. Поэтому грустно было наблюдать, что потом произошло на «Данмаркс радио», как там все изменилось. Командный дух улетучился. Но он присутствовал, когда мы снимали «Медею».

Ты начинаешь фильм с фразы, что это твоя личная интерпретация и дань уважения мастеру. «В основу этого фильма положен сценарий Карла Теодора Дрейера и Пребена Томсена по трагедии Еврипида «Медея». Карлу Теодору Дрейеру не удалось самому снять этот фильм. Это не попытка реконструировать фильм Дрейера, а интерпретация его сценария, в духе глубокого уважения и восхищения мастером».

Да, фильм преследовал такую цель, но я не уверен, что в итоге у нас получился трибьют Дрейеру.

В фильме отсутствуют титры. Написано только «Медея. Ларс фон Триер». «Европа» и «Рассекая волны» тоже начинаются с названия и твоего имени на экране. Ты хочешь, чтобы зритель немедленно погрузился в фильм...

Да, я много думал над тем, как должен начинаться фильм. В истории кино есть масса примеров, когда титры отлично работают, как в «Психозе» Хичкока, где они способствуют созданию атмосферы. Но я не нашел никого, кто сделал бы то же самое для моих фильмов, и сам тоже ничего не придумал.

Сейчас такие названия стали твоим фирменным знаком.

Не знаю, хорошо ли это. В киноинституте я как-то попытался сделать длинные начальные титры, своего рода вступление. Но я предпочитаю думать, что приятнее всего сначала посмотреть историю, а потом увидеть разгадку — узнать, кто же эту историю сочинил. Разумеется, можно сделать и наоборот. Но когда видишь череду актерских имен, невольно возвращаешься к реальности, за которой пропадает сюжет.

Едва публика расселась в зале, возникают ожидания. Поэтому первый кадр фильма особенно важен. Меня раздражает длинный список имен, который проползает по экрану, прежде чем начнется фильм. Куда приятнее выходить из зала, повернувшись спиной к бесконечным титрам.