Ларс фон Триер. Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом

Я вижу возможности для такого толкования. Однако, работая над фильмом, я ни о чем таком не думаю. Я не рассчитывал на то, чтобы его обязательно истолковывали таким образом. Не хочу полностью отвергать такую трактовку, однако я не стремился создать интригу, которая укладывалась бы в эту схему. Если бы мне захотелось снять фильм об Иисусе Христе, я его и сделал бы главным героем, а не использовал какое-то «воплощение».

Я сам когда-то изучал киноведение в Копенгагене. И я согласен, что сторонний анализ фильма может получиться очень увлекательным — но не для автора. Потому что зачастую анализ страшно далек от той реальности, которая влияла на фильм. Многие критики даже подчеркивают, что им безразлична эта реальность автора. Но я не хочу ничего опровергать. Иногда бывает интересно прочесть критику как некий плод мыслительного эксперимента.

Но тебя радует, что твои фильмы подвергаются различным толкованиям?

Да, в том смысле, что это показывает: то, что я сделал, наделено определенной релевантностью. Не то чтобы я утвердил одну из предложенных схем и сказал: «Да, в этом вся соль!» — просто это признак того, что фильм работает, а это здорово.

Когда «Мандерлей» был представлен на Каннском кинофестивале, ты сказал на пресс-конференции: «США владеют миром. Я делаю фильмы о США, потому что США составляют шестьдесят процентов моей жизни. Так что я практически американец. Но я не обладаю правом голоса в США. Я не могу ни на что повлиять. Но, несмотря на это, я американец и поэтому делаю фильмы о США».

Да, без всякого преувеличения я переполнен Америкой. За счет того массивного влияния американской культуры и популярной культуры, которому мы ежечасно подвергаемся, хотим мы того или нет. Так что я в большей степени американец, чем датчанин. И меня это не тревожит. Но это дает мне право иметь свое мнение о США и описывать американскую жизнь со своей точки зрения*

На той же пресс-конференции американский критик спросил: «Как бы вы отнеслись к тому, если бы американец сделал подобный фильм о Дании?» И ты ответил, что всячески приветствовал бы такой проект.

Конечно! Искусство во многом предполагает создание препятствий и ограничений для самого себя. И это интересно!

Ты любишь формулировать правила. Я имею в виду твои киноманифесты — «Догму-95» или те сто видеокамер, которые ты использовал при съемках музыкальных номеров в «Танцующей в темноте». Как и те ритуалы и постановления, которыми ты снабжаешь героев своих фильмов, — правила для проводников спальных вагонов в «Европе», ритуалы тайного ордена в «Королевстве» или закон Мэм в «Мандерлее».

По-моему, неплохая идея — предложить такого рода свод правил и посмотреть, как люди отреагируют, как в кино, так и в реальной жизни.

И, как я уже говорил, было бы безумно интересно, если бы американец, не очень хорошо знающий Данию, сделал бы фильм о Дании — через тот фильтр, который обеспечивается географическим расстоянием и Атлантическим океаном. Когда я снимаю фильм, действие которого происходит в штате Вашингтон (как в «Танцующей в темноте») или, как на этот раз, в штате Алабама, — ни разу не посетив эти места, — возникает своеобразный «эффект отчуждения», когда я описываю их пейзажи на основании моих снов и фантазий или только на базе сухих исторических фактов. Из всего этого рождаются искаженные картины, и они возникли бы и у американца, делающего фильм о Дании. Жизнь рассматривается под совершенно неожиданным углом. Но это не означает, что результат будет близок к расхожим клише. Единственная разница между мной и тем американцем, который взялся бы делать фильм о Дании, заключается в том, что меня каждодневно бомбардируют разнообразной информацией о США, в то время как ему придется искать свои образы и завязки на месте.

Могу сказать, что я больше всего люблю фильмы, в которых реальность предстает искаженной.

Какие, например?