«Внизу в деревне тускло воет сельский праздник. Над обрывом дети, в картузах, пригибающих уши, играют во взрослых. Взрослые, переодеты в человеческие платья, играют в людей. На самом деле это пещерники, жители коровников, изготовители фальшивого синеватого молока, под-дачные пригородные крестьяне… На все светлые горячие месяцы деревня единодушно выселяется из своих домов, всеми правдами и неправдами выжимая из жильцов лимонарды, и после вшивого лета, наконец, пьяный и дождливый праздник. Это в 1923 году, в 11 верстах от Дорогомиловской заставы, в 15-ти от ЦК».
«Пишу накануне знаменитого дня; завтра подписываю с издательством 2 контракта: 1) на „Письма с фронта“, 2) „Восток“. На днях была моя „Машин-хане“ в „Правде“ (24 июня)».
Сразу по приезде из Афганистана «с головой окунулась в Коминтерн. Захватила еще последние заседания расширенного пленума. Какая честь, какое счастье быть деятельным членом этой великой интернациональной партии. Встретила Луначарского. Перезнакомил со всей немецкой партией. Много говорили с ним о современной и будущей Германии – завязала и тут новые живые ниточки». Речь идет о III пленуме Исполнительного комитета Коммунистического интернационала (ИККИ). Служебный билет на пленум Рейснер выдали 16 июня. В Коминтерне она работала в женотделе
Скорее всего, на этом пленуме и заметили друг друга Лариса Рейснер и Карл Радек, который стал для нее родным и близким человеком, который понимал ее с полуслова.
Дачный поселок Кунцево был, видимо, популярен. В это же лето Лариса Михайловна заходит к Юрию Либединскому, участнику Гражданской войны, 25-летнему автору повести «Неделя» о времени военного коммунизма, чтобы познакомиться, и Юрий Николаевич записывает эту встречу:
«Лариса Михайловна жила поблизости. В один из сереньких дней того дождливого лета она пришла вместе с А. И. Тарасовым-Родионовым. Александр Игнатьевич, комиссар Высшей стрелковой школы, стал писателем. Он рассказывал мне о Ларисе Михайловне, о ее семье. Он же написал эпиграмму на журнал „Рудин“:
Первое, что бросилось в глаза, когда она в скромном платье, в простой соломенной шляпке вошла в нашу калитку, – это необычайная красота ее… не то античная богиня, не то валькирия древнегерманских саг. За Ларисой Михайловной шел Тарасов-Родионов, далее следовала мать Ларисы Михайловны с собачкой на руках, – это было какое-то комическое подобие свиты, сопровождавшей богиню, которая высоко держала свою красивую голову и дружественно-ласково улыбалась. И я почувствовал, что увидать ее, а тем более говорить с ней, – это счастье и необыкновенная удача. В своем обращении Лариса Рейснер была проста и естественна, умна без всякой позы и претензии, приветлива без снисходительности, сразу установила со мной товарищеский тон, высказала мне все, что думала о «Неделе», и когда я ответил ей тем же – покритиковал ее афганские очерки за вычурность стиля, – Лариса Михайловна согласилась неожиданно и просто, как все, что она делала.
– Это уже прошлое, – говорила она и хмурилась. – Это у меня позади. Я ведь ученица Гумилёва. Теперь я буду писать не так, проще, сильнее. – И даже свела в кулак свою большую и красивую, как все в ней, руку».
Юрий Николаевич Либединский пригласил Ларису Михайловну на собрание молодых писателей литературной группы «Октябрь», являвшейся ядром Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП). Лариса Рейснер, как и редактор главного тогда журнала «Красная новь», в котором печатались писатели-«попутчики», Александр Константинович Воронский, отрицательно относилась к делению литературы на классы.
«Она сдержала слово, пришла на один из активов МАППа. Раздираемые противоречивыми чувствами, смотрели поэты-комсомольцы на эту красавицу-валькирию: поклониться ли ей или порицать ее за „буржуазность“, за костюм, хотя и отлично сшитый, как я сейчас понимаю – вполне скромный, за духи, за шляпку. Но когда она заговорила, то вдруг обнаружила такую же, как и у каждого из нас, убежденную страстность. Вечер был посвящен творчеству только что приехавших с Украины талантливых поэтов – Голодного, Светлова и Ясного».
Об этом заседании вспоминали и другие писатели: Марк Колосов, Александр Безыменский. В этом сентябре 1923-го восстали рабочие Софии, Гамбурга. Александр Ясный выразил общее для молодых людей чувство:
Погибнет А. Ясный в 1945 году в боях за озеро Балатон в Венгрии. Подруга-осень подарит счастье и Германию Ларисе Рейснер.