Читаем Лариса полностью

Первыми покидали собрание приезжие. Они выбегали из-под укрытия и быстро растворялись в пелене дождя. Под навесом остались местные жители, те, кто сидел здесь до собрания.

Берег реки у деревни.

…Люди грузились на баржу молча, торопливо. И снова радист транслировал то же танго:

— Но то, что нам подарит море.Все унесет разлуки час.И больше никогдаЯ не увижу вас…

Подошел Юрлов, одетый по-дорожному, с рюкзаком.

— Поехал? — спросил Павел.

Юрлов не ответил. Сунул руку, прощаясь.

— А то оставайся, — предложил Павел. — Коси вон с Андрюшкой на пару. Решили в последний раз косить, да ниче, однако, не получится. Мне некогда, а Андрей без охоты.

Юрлов не ответил. И вдруг, сняв с плеча, подал Павлу зачехленную, собранную в футляр литовку.

— Прими вот. От меня. В подарок.

— Ты че?.. Не жалко?

— Зачем она мне теперь?

Сунул литовку Павлу. Тиснул ладонь еще раз. Вскинул рюкзак. И, ссутулившись, пошел к трапу.

Наконец баржа отвалила. Но еще долго с Ангары доносились звуки трансляции.

— Море, чайки —Плещет лунный прибой…

Уже уходя, Павел заметил…

…мать. Высоко, на угоре застыла ее маленькая фигурка. Она тоже провожала покидавших остров.

Тема острова.

…И опять, как тогда, нахлынула мгла, и опять блеснуло водой, зашуршало тревожно листьями. И родился звук — слабый, зовущий…

Изба Дарьи.

…Среди ночи проснулась, как от толчка. Вскинулась. Пришла в себя. Огляделась с тревогой.

Нет. Все дома. Спят глубоко. Вон на кровати — Павел. В углу на лежанке — Андрей.

Поглядев на Андрея, сразу поняла, от чего проснулась. Сползла на пол, подошла к нему, поправила одеяло, послушала дыхание.

Смотрела на него с тревогой и болью. И он открыл глаза.

— Ты че?

— Ниче, спи…

— Случилось че?

— Ниче… Примстилось, што неладно с тобой, — и она поторопилась вернуться.

Андрей сел, прошлепал к бадейке с водой, выпил.

— Андрейка! — позвала с лежанки Дарья.

Андрей наклонился к ней. Она взяла его за руку.

— Помочь мне твоя нужна.

— Ну?

— Окромя тебя некому… Могилки наши… Как мне там, без матери и отца? Ежели мы их кинем — нас не задумаются кинуть… Мне одной не совладать…

— Ладно, бабуль. Утром и обмозгуем все. Спи давай.

Двор и огород Дарьи.

Утром Андрей собрался косить. Он встал на пороге, прижмурился от раннего солнца, обтопал ногами надетые сапоги, поискал глазами Дарью.

Она хлопотала по двору.

Андрей любил наблюдать за бабкой в работе. Все у нее делалось как-то легко, с удовольствием. Все вещи, весь дом и двор становились опрятными под ее руками и радовали глаз.

— Бабуль, я пошел!

Дарья выглянула из сарая.

— А поисть?.. Ну, ладно, сама после принесу. Ступай…

Из-за ворот донесся голос Веры:

— Иди, иди, че топчешься, попрощайся как следовает.

В калитку просунулось лицо Ирки — дочери Веры. Она была в отутюженной форме, белом передничке. Потупившись, скороговоркой сказала:

— Баба Дарья, до свиданья! — и уткнулась в юбку матери.

— Цветов просит, — сказала Вера. — А лучше твоих, Дарья, не сыскать.

Дарья суетливо кинулась к кусту, вырвала несколько астр, протянула девочке. Растроганная поцеловала в голову, перекрестила. Схватив цветы, Ирка тут же нырнула между взрослыми и помчала на улицу.

Улицы деревни.

— Ирка! Погоди! (За кадром.)

Но Ирка неслась по улице, перегоняя других мальчишек и девчонок, таких же неузнаваемо постриженных, отмытых, в торчащей новой школьной форме, с букетиками, портфелями. За ними едва поспевали взрослые, груженные чемоданами, сумками, увязанной верхней одеждой.

Берег реки у деревни.

Дети неслись вперед, наперегонки, спешили на катер, чтобы не опоздать, занять лучшие места.

И напрасно учительница пыталась установить порядок при посадке.

Дети брали штурмом катер, облепили его сверху донизу, превратив в одну минуту в живой цветник, прыгающий, смеющийся, возбужденный предстоящей новой жизнью и не понимающий…

…отчего утирают слезы мамы и бабушки, что кричат им на прощание…

…устремленные все вперед, туда, куда по воде повезет их разноцветный катер.

И вот подняли мостки.

Под плач и смех удалялся от берега…

…катер-цветник, увозя из Матёры ее детство.

Листвень.

Дорога на покос вела мимо лиственя. На подходе Андрей заметил…

…разбегавшихся от лиственя пожегщиков. Кто-то крикнул в его сторону, другой дернул за руку и Андрей в секунду очутился в канаве, куда попрыгали остальные.

— Вы чего? — огрызнулся Андрей.

— Не видишь?! — возбужденно крикнул бригадир и махнул в сторону лиственя. — Счас рванет — будь здоров! Всю взрывчатку под его заложили! Мощный взрыв потряс выгон. Земля, пламя, дым ударили в небо, скрыв листвень из глаз.

…Первым выглянул бригадир. Чертыхнулся. И с каким-то веселым ожесточением крикнул:

— Стоит!

Листвень, с ободранной листвой и ветками, лишь наклонился чуть-чуть. Из развороченной земли торчали могучие, подранные взрывом корни.

— Такой только бульдозер возьмет, — оценил профессионально Андрей.

— Наш — не возьмет.

— Возьмет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство