Largo

…"Сего числа супруга ваша выезжали в верховом «кустюме» в шестом часу вечера. Катались не знаю где с господином Багреневым. Вернулись в десятом часу. На сапоге обнаружен мох"…

…"Сего числа супруга ваша отбыть изволили к родителям, как сказала Татьяна Владимировна"…

Яков Кронидович этого не просил. Ему это было противно. Но написать Ермократу, чтобы он прекратил слежку, казалось еще противнее.

Он позволил Але ездить с Петриком — она ездила с Портосом.

В конце концов не все ли равно? Или он ей верит, или он ей не верит?..

Он ей верил.

Но ее обман, о котором она в своих письмах не упоминала, был ему тяжел и неприятен. Он все хотел ей написать об этом, спросить, пожурить за непослушание. И все не решался.

Мешала жара. Мешало и то большое дело, куда он незаметно ушел всею душою, всеми мыслями — дело правды об убийстве Ванюши Лыщинского. Правда эта заслонялась все больше и больше и распутать ее становилось непременною целью всех помыслов Якова Кронидовича.

И он забыл о жене. Да теперь — безпокоиться было не о чем. Она была в Захолустном Штабе при больном отце.

II

В воскресенье утром, Яков Кронидович еще лежал в постели, пришел Вася.

— Вставайте, дядя!.. Чудный день… Пойдемте за город… Вам освежиться надо. У вас и в номере-то покойником пахнет.

— Что же… Опять туда?

— Туда… Там теперь так хорошо.

Яков Кронидович встал, оделся; они напились чаю, и на извозчике поехали к кирпичному заводу Русакова. Пыльная, немощенная Нагорная улица была в трепетной тени густых акаций. Темнели на них большие зеленые стручья. Густая цепкая трава вилась около колес и осыпала пылью семян черный деготь смазки осей. Фаэтон чуть покачивался на выбоинах и поскрипывал. Белый тент качался над ним.

Лопухи и крапива разрослись вдоль заборов. Зацветала розовая мальва и бересклет свисал сверху. Bсе отверстия, куда они лазили весною, были тщательно забиты свежими досками.

На заводе по случаю воскресенья не работали, но он был полон людьми. У конюшень поили лошадей. Там раздавались голоса и ржание. Трубы Гофмановских печей дымили. И из глубины пустырей, заросших кустарниками, как будто от того места, где была пещера, доносился грубый смех, девичий визг и пиликание гармоники.

Отпустив извозчика, они шли пешком вдоль забора.

— Мы с вами, — сказал Вася, — точно те самые преступники, что убили Ванюшу и кого не могут разыскать. Нас точно тянет на место преступления.

— Да я с ним связался… Я выступаю на суде, как эксперт, — рассеянно сказал Яков Кронидович. — А ты, Вася?

— Я думаю, что и мне придется выступить… Но все не знаю как.

Они дошли до перекрестка и повернули назад. У забора были навалены доски.

— Сядемте, дядя.

— Каким же образом ты думаешь выступить? — садясь на доски, сказал Яков Кронидович.

— Не знаю еще как. Наш закон не позволяет свидетелю показывать от третьего лица… А боюсь, как-то придется обойти этот закон…

Вася замолчал.

— Ну?

— Помните, весною, сюда к нам приходили эти милые дети Чапуры. Вы помните их точный рассказ о Дреллисе, о таинственных евреях, которые у него были накануне убийства Ванюши, о том, как они пошли кататься на мяле, как евреи схватили Ванюшу… Теперь вы от них ничего не добьетесь. Еще Ганя все потихоньку клянется, что на суде под присягой, он все покажет, а девочки меня избегают.

— Что же случилось?

— Oни запуганы сыщиками и матерью, — коротко сказал Вася.

— Вы знаете, дядя, в этом деле — точно тайные, невидимые силы работают.

Яков Кронидович, нагнувшись, палкой чертил по песку. Он начертил крест, приделал к концам крючки, отложил палку в сторону и, выпрямляясь, посмотрел на Васю.

— Ты знаешь, что это такое? — спросил он.

— Свастика… Противомасонский знак…

— Да… так говорят. Это крест с обломанными краями. Торжество масонства над христианством. Кто кого дурачит — масоны христиан, или христиане масонов?… Не нравится мне этот мистицизм! А он все более и более проникает в высшие круги. Мы все думаем от беды отмолиться, отчураться, а не пойти и эту беду победить. Помнишь — Куропаткину в Японскую войну все иконы слали. Ему надо тяжелую артиллерию, да гранаты, а ему иконы.

— Молитва, дядя, много помогает.

— А это знаешь — веpa без дел? а? Масоны и жиды на штурм власти пошли, на гибель русского народа — а мы им: — свастику!!

Яков Кронидович опять нагнулся и чертил на песке пятиконечную звезду.

— И это знаешь?

— Знаю. Еврейская звезда востока. Давидова звезда.

— Да, двумя рогами кверху — отвратительная рожа Люцифера, рога в лучах, козлиная борода внизу… А так — победа над сатаной… Все мистика… Заметил у офицеров на погонах звездочки? Пятиконечные… тоже… Жид-портной двумя лучами кверху нашьет и радуется… Или видал нашлепки резиновые на каблуки делают, чтобы не стаптывались. Практично… А на нашлепке крест выбит… фабричное клеймо… И попираешь ты, христианин, ногами крест. Это тоже — мистика…. А я бы эту мистику по шапке, чтобы народ не смущать.

— И так, дядя, жалуются, что мало свободы. Слишком много запрещений.