Largo

Зимний Дворец в громадных окнах тускло отражал луну. Кое-где светились огни. У будок стояли неподвижно, с ружьем у ноги, рослые часовые гвардейцы в высоких киверах с блистающей медью гербов. Четко цокая подковами проехали два молодцеватых казака, на легких степных лошадях. Похаживали по панели околодочные в офицерских плащах, городовые стояли посреди улицы между ярко горящих фонарей.

Суровая и красивая подтянутость была кругом.

Точно и самый воздух хранил почтительную тишину.

— Нет, куда им! — проворчал Портос, — "социалистикам!.."

Когда поравнялся с Эрмитажем, едва слышно сказал:

— А впрочем: — еt la gardе qui vеillе aux barriеrеs du Louvrе, n'еn dеfеnd pas nos rois…

Они поднялись на горбатый мост и шли мимо высоких казарм 1-го батальона Лейб-Гвардии Преображенского полка.

— Портос! — вдруг останавливаясь, сказал Петрик. — Скажи мне… — мольба и тревога были в его голосе. — Ты, правда, у них… в партии?..

Портос ничего не ответил. Он увидал вдали порожнего извозчика, махнул ему рукою и быстро зашагал к нему. Петрик побежал за ним.

— Портос!.. Это мне очень важно знать… Слышишь… Скажи… Правда ты в партии, стремящейся к ниспровержению Престола?

Портос садился на извозчика. Он не предложил подвезти Петрика.

— Ерунда!.. Какая ерунда! — сказал он. И, не прощаясь с Петриком, дал знак извозчику, чтобы он трогал.

Петрик глубоко засунул руки в карманы. Точно боялся, что протянет руку по привычке Портосу. Убрал голову в плечи, и глядя под ноги, тихо пошел наискось по Марсову полю.

XXXVIII

Для Петрика было очень важно знать — в партии Портос, или нет?

Петрик не разбирался в партиях. Он не только не занимался политикой — он ею не интересовался. Партия — «partiе». — Петрик переводил буквально, это была — часть. Часть, не слагавшаяся в целое, но противоборствующая целому и это целое и стройное разрушавшая на части. Сословия: — дворянство, крестьяне, мещане, торговые люди, духовенство, казаки, инородцы — это целое составляли, крепили и берегли. Для Петрика Россия была едина. В ней все были — Русскими. Он в своем взводе, в команде разведчиков имел и великороссов, и татар, и малороссов и поляков, были в нем и жид и латыш — для Петрика они все были — Русскими… Русскими солдатами. И что радовало Петрика — что они все тоже считали себя Русскими, и этим гордились. Он знал, что кто бы и где бы ни спросил их, — кто они? — они никогда не скажут: — "я — еврей" или "я латыш"… но всегда: — "я Русский". Это было то великое целое — Россия, что покрывало все части.

Партия стремилась это разрушить. Все равно какая… Даже — монархическая. Для Петрика в монархии не могло быть монархической партии — она была ненужной… просто — лишней, ибо вся Россия — монархия. Быть членом партии — по понятиям Петрика, — значило перестать служить Государю и повиноваться его законам, но служить партии, по ее законам и приказам. Это было двоевластие — это разрушало целость его России, той России, какую себе представлял Петрик.

Партия была враждебна России и быть в ней — значило идти против России.

Если Портос в партии — он враг России. И Петрик не может дружить больше с Портосом. Он не может на него донести. Офицер не доносчик, не фискал, не ябедник. Они же были кадетами в одном корпусе!! Петрик отойдет от Портоса: — холодным невниманием он покажет, что он его понял и не с ним. Он будет наблюдать за ним… и, если Портос… шагнет в бездну?.. Петрик исполнит свой долг.

Родина выше дружбы.

"Божьи люди" показали Петрику, что Валентина Петровна была права: — «нигилисточка» — это не шутка, не милая, веселая игра. Это партия… Петрик перестал бывать у нигилисточки. Он не считал ни ее, ни ее "божьих людей" опасными для государства, — слишком глупы и ничтожны все они были, да, наверно, за ними следила полиция. Но — Портос!

Петрик сразу увидел, что Портос — вожак. Портос в партии — делал партию страшной. Портос в партии — офицер-изменник. И как не мог представить себе Петрик офицера-масона, так не мог он представить его и партийным.

В простой и несложной душе Петрика шла большая работа. Он сознавал, что как-то выяснить все это было надо. Он понимал, что вызвать Портоса на объяснение ему не удастся. Портос ему ничего не скажет, или обманет его, ибо партия допускает ложь, а Портос — человек скользкий.

С этого дня он избегал встреч с Портосом. И это было тем более легко, что Петрик проходил занятия в школе с полным усердием, Портос относился к ним "спустя рукава" и, пользуясь Страстной и Святой неделями, экзаменами, сборами в лагерь, совсем не бывал в школе.

Петрик чувствовал, как маленькая трещина, образовавшаяся в их отношениях в день знакомства с "божьими людьми" у нигилисточки, разросталась в глубокую страшную пропасть.

Петрик боялся, что будет тот день, когда он, знающий, кто такой Портос, будет вынужден сделать что-то ужасное и противное, во имя офицерского долга. Из друга Портос становился — "врагом внутренним".

Петрик боялся об этом думать.

Как?.. где?.. когда?.. Но когда-то это должно разрешиться. И это было ужасно.

Но Петрик был занят. Ему некогда было об этом много думать.

XXXIX