Ларец Самозванца

— А что? — как будто со стороны услышала она свой голос. — Марек — благородных кровей и неглуп к тому же. Я думаю, он подходит мне… А что моложе на три года… Так ведь не на десять же!

Татьяна сокрушённо покачала головой, но когда Зарина вознамерилась поинтересоваться, какими её словами она недовольна, сама жалобно сообщила:

— Пахну! Всё равно пахну грязью! Господи, доколе?!

Зарина виновато развела руками… Ну а что, и впрямь-то, хотела боярыня, если мыться пришлось синей глиной? Отличное средство отчищать грязь, но вот бороться с пропитавшей кожу и волосы грязью ей не по силам. Уж они и песочком пробовали, и воды не жалели… Да Бог с ней, с вонью! Вряд ли нанюхавшийся в болоте пан Роман почует разницу… если вообще в состоянии будет прийти к своей возлюбленной сегодня вечером.

— Так что, ты всерьёз решила связаться с Мареком? — неожиданно вновь сменила тему госпожа. — Хорошо, коли так… В конце концов, это значит, что ты останешься со мной и дальше, а не уедешь куда-нибудь за тридевять земель… Ведь ты — единственная, кому я могу доверять!

Зарина могла бы быть польщена… если бы намерения её госпожи не расходились в корне с её намерениями. Нечего и говорить, что она была крайне молчалива. Татьяна так и не дождалась от неё благодарности… А ведь она на них рассчитывала!

— Зарина, что с тобой? — сердито спросила боярыня. — Я понимаю — любовь… Но не забывай и про свои обязанности!

Зарина, стиснув зубы так, что стало больно челюстям, набрала полную горсть глины и принялась тереть спину госпожи. Четвёртый раз! Боярыня как будто решила удалить запах вместе с кожей… Так и произойдёт, если не остановиться!

— Три, три! — ожесточённо прошептала Татьяна, сама набирая глину в горсть и принимаясь за живот и грудь. — Сотри этот запах, сотри эти синяки! Я чувствую, что я — грязная!

Самое удивительное, что допрежь Татьяна вовсе не отличалась столь безумной чистоплотностью. Даже больше того — обычно ей хватало одного похода в баню в неделю. И вдруг — такой поворот. Зарина даже рассердилась — ведь всё это время Марек и Яцек, наверняка обозлённые друг на друга, бродят где-то по монастырю. Ещё не хватало, чтобы они поубивали друг друга!

Ей было ещё трудно разобраться в своих чувствах, но то, что смерть или ранение Марека заставило бы её скорбеть — это совершенно точно. По правде сказать, подумала о нём, а сердце-то сразу застучало сильнее. Пусть самую чуточку, но — сильнее!

А ведь что этот Марек из себя представляет? Худой, ни кожи, ни рожи! Шутки его дурацкие, характер вздорный… И впрямь — младше же её на три полных года! По правде, так и на три с четвертью!

Трудно сказать, что бы почувствовала Зарина, если бы знала, что Марек и не собирался резаться с Яцеком, а тот предпочёл его дружбу мести. В конце концов, неизвестно, какая из Зарины возлюбленная, а вот Марек — приятель совсем неплохой… Если не давать ему повода для насмешек и не пускать глубоко в душу… с его-то грязными ногами!

Первым делом, как только удалось освободиться, отроки спёрли полный кувшин доброго греческого вина — последние годы в Европах это вино стало большой редкостью. Турки, как известно, мусульмане, а мусульманам вино пить не дозволяется. Вот и начали хиреть знаменитые виноградники. А какие были вина! Старики ещё рассказывали, что хиосское вино было густым и красным, как кровь, а фалернское — почти розовым и очень ароматным. Теперь же вместо греческих пили рейнские вина. Тоже вкусные, но те же старики ворчали — греческое вкуснее…

Налили по чарке. Переглянулись — и залпом, одновременно, выпили…

Скривились тоже одновременно.

— Кислое! — проворчал Марек, отставляя чарку подальше.

— Уксус! — согласился Яцек. И достал из-под стола кувшин побольше, работой погрубее.

— Рейнское? — не поверил Марек.

— Вот ещё, это ж — палёнка! — возмутился Яцек.

Впервые, наверное, Марек проявил больше благоразумия и даже возражал, правда, не слишком твёрдо, так как подлое греческое вино уже после первого кубка неслабо ударило по мозгам и языку.

— Крепковато будет… Яцек, ну много же льёшь!

Яцек, словно не слыша, налил полный кубок себе и столько же — Мареку.

— За нашу дружбу — до дна! — возвестил он таким же заплетающимся языком. И первым выпил.

Попробуй, не выпей за такое! Марек, повздыхав для порядку, приложился к кубку…

Палёнка обожгла горло похуже настоящего пламени, и он даже закашлялся… первый раз. Следующая чарка пошла легче, а на третий или четвёртый раз, да ещё под мочёную бруснику, которой Яцек нагрёб полную миску, она показалась сладка и нежна.

После пятой чарки они запели песни и так — поющих в обнимку — их и застала Зарина.

— Так! — процедила она, подбирая опрокинутый кувшин и принюхиваясь. — Пьёте, значит! Ты, Марек, я погляжу, совсем мужчиной заделался! Палёнку кувшинами хлещешь!

— Молчи, женщина! — рявкнул Марек, совсем по-мужски грохая кулаком по столу. По крайней мере, ему показалось — по-мужски. — Не смей указывать мне, что делать! Я сам себе хозяин!