Ларец Самозванца (СИ)

В другое время Марек не отказал бы себе в удовольствии поиздеваться над приятелем, громко и внятно перечислив ему все гадости, которые приводили того в ужас. На этот раз, однако, рот пришлось захлопнуть — пан Роман показал своему оруженосцу огромный кулак и Марек правильно понял этот жест. Ещё слово, и подзатыльником дело не обойдётся. Впрочем, ведь не обязательно же делать гадости вслух. Усевшись перед Яцеком, Марек начал говорить беззвучно, шевеля губами. Яцек поспешно зажмурился… Что и требовалось по плану Марека. Горсть червей, по-прежнему бывшая в его руке, была немедленно высыпана за шиворот Яцеку… и вопль бедного оруженосца второй раз за краткое время вздёрнул на ноги измученных людей.

Попробуй, пойми, с чего это вдруг Яцек, размахивая руками и крича без передыху, пляшет на одном месте. Вроде и беды никакой нет, и врага рядом не видно…

Марек, конечно, повеселился. Но, как и после любого веселья, последовала быстрая и короткая расплата. Как только Яцеку помогли очиститься от червей, пан Роман решил применить последнее средство перевоспитания распоясавшегося юнца, хотя для этого и пришлось распоясаться… Марек орал и пытался вырываться, но — второй раз за три дня — его задница была превращена из тощей и розовой во вздувшуюся и полосатую. Яцек был удовлетворён. Марек скрежетал зубами в бессильной злобе.

А час, обещанный для отдыха, минул слишком быстро. Никто толком не отдохнул… другое дело, что никто не возражал, когда сотник Кирилл Шулепов приказал грузиться в лодки. Впереди ждал НАСТОЯЩИЙ отдых в монастыре, горячая еда и крепкое питьё. Может, и бабы разбойничьи! Вот только доплыть быстро не получилось. Помешал странный туман, посреди дня покрывший воду на высоту сажени.

— Вот пальнёт сейчас Павло, не разобравшись-то! — пробурчал Прокоп, на крайний случай вздевая шелом. Как будто, буде в лодью попадёт ядро, он выплывет в доспехе!

Монастырь выплывал из тумана огромной, чёрной громадой… второй раз за несколько часов. И опять все были мокрые, но теперь ещё и грязные. И опять был страх, ожидание грядущих выстрелов… У полусотника, по подсчётам Кирилла, оставалось под рукой как раз пять-шесть десятков воинов. Завидев перегруженные людьми лодки, вряд ли он станет долго разбираться — выстрелит! Вот и выплывай потом, в пудовом зерцале или моментально намокающем войлочном тегиляе…

Монастырь был уже на расстоянии полусотни шагов, а не только выстрела — даже окрика слышно не было.

— Спят они, что ли? — сердито вопросил Кирилл, вряд ли обращаясь к кому-то конкретно.

— А может, их всё же побили шиши? — робко предположил Прокоп.

Сотник только сердито взглянул на него, ничего не ответил… Однако жест, которым он уронил ладонь на рукоять сабли, говорил о высочайшей степени волнения.

Двадцать шагов до берега… десять… пять… Почти одновременно, лодки уткнулись носами в берег и воины немедленно бросились к настежь распахнутой калитке, ведущей от причала внутрь монастыря. Кириллу сразу припомнилось, что именно так её оставили, когда уходили в погоню…

Вот только тогда, постанывая и с трудом держась за стену, им навстречу вышел полусотник стрелецкий Павло Громыхало. Лик его был страшен — багровый, с выпученными глазами.

— Сотник… — прохрипел он, с трудом концентрируя взгляд на Кирилле. — А мы вот… празднуем!

Разъярённый Кирилл с трудом сдержался, чтобы не зарубить его на месте…

— Пошли! — прорычал разъярённо. Мигом протрезвевший… до определённого уровня, конечно… Павло поплёлся следом.

7

Вид воинов, выстроенных во внутреннем дворе монастыря, вызывал смешанные чувства. Страдания их — а страдало не только тело, страдала гордость стремянных стрельцов, вызывали сочувствие. Но вид… Вид вызывал омерзение!

— Так… — тихо, зло сказал Кирилл, покачиваясь по давней своей привычки с носка на каблук сапога и обратно. — Значит, так вы тут воюете!

— Так мы ж победили, сотник! — возразил кто-то из стрельцов, стоявший на ногах твёрдо лишь потому, что опирался на свой бердыш. Острый его наконечник уже прорезал кожу на руке, но стрелец спьяну этого не чувствовал.

— Кровью истечёшь… победитель! — рыкнул на него Павло Громыхало, доселе молча страдавший подле сотника. — Эх, браты… как же мы опозорились-то так!

Послышалось несколько тяжёлых вздохов, но большинство воинов стояли молча, только головы понурили. Было ли им стыдно? Конечно. А ещё имела место быть обычная досада. Ведь будь выставлен дозор, вряд ли сотник ругал бы их за пьянку. А теперь трудно даже сказать, чем всё закончится. Здесь, в походе, сотник в своей власти! Может миловать, но может и казнить!

— Да, позор велик! — тяжко подтвердил Кирилл. — Вы посмотрите на себя! Посмотрите вокруг! Трупы везде валяются… и некоторые пьяные свиньи, которые упились настолько, что вместо того, чтобы стоять в строю, валяются в собственной блевотине, моче да разлитом вине! Ну, с ними мы потом поговорим. А вот вы… Сейчас у нас вечер. Умрите, весь двор переройте, но найдите мне ларец! Небольшой ларец, обитый железом или серебром! К утру не найдёте, рассердите меня шибко! Ну, а найдёте, про вашу пьянку могу и забыть…